Нестандартный ход 2. Реванш
Шрифт:
Всегда хочется знать, что близкие находятся в надежных руках. Но когда об их состоянии говорят с нескрываемой безучастностью, в этом начинаешь сильно сомневаться. И неосознанно вешать долю вины за тот самый отрицательный исход...
Что им двигало, Разумовский не смог бы объяснить внятно — такое случилось впервые, просто в какой-то момент красной пеленой застлало глаза, и в следующую секунду он резко притянул мужчину к себе, схватив за грудки так, что тот вынужденно встал на носочки, вытянувшись, и с арктической интонацией прочеканил ему
— Такой вариант исключается. Вы всей командой доблестных эскулапов поставите эту девушку на ноги, имея прекрасный стимул: в противном случае я клянусь не только лишить каждого из вас права практиковать, но и сделать так, чтобы вы вообще не смогли найти работу... никакую!
— Рома, — твердая рука Спартака Арсеновича легла ему на плечо. — Остынь.
Он ослабил хватку и постепенно выпустил врача, который отвечал ему молчаливым презрением. Мол, «представление-угроза» не возымело эффекта. Это подстегивало снова добраться до него, но отец Элизы мягко задвинул зятя за спину и сам продолжил разговор:
— Извините нас за наши эмоции. Подскажите, может, что-то нужно купить, передать?..
— Всё необходимое этот товарищ уже оплатил, — стрельнув недовольным взором в своего недоброжелателя, поправил халат мужчина. — Сохраняйте спокойствие, не забывайте, где находитесь. Остальные сведения — по мере изменений состояния пациентки.
Появилось желание кинуться ему вслед и все-таки... врезать. Господи, Роме нестерпимо, до зуда в пальцах хотелось выместить свою ярость на враче. Остановил только шок, с которым на него посмотрела Римма Александровна. Да уж. Когда сам себя не узнаешь, что же делать окружающим, знающим тебя в прошлом уравновешенным и адекватным?
Как-то ладно, не сговариваясь, все трое опустились на привинченные к полу сидения и уставились перед собой. Но немного погодя Спартак Арсенович негромко и задумчиво протянул:
— Ром, давай домой. Ты слишком остро реагируешь, я тебе позвоню, обещаю.
Разумовский опешил. В смысле, домой, там бездыханная Элиза в одном из этих ужасных стерильных боксов, а он — домой?..
— Нет, — отрезал и прикрыл веки.
Надо отдать должное ее родителям, они не стали пререкаться в этой ситуации. Теперь каждый в своем безмолвии надеялся на лучшее. Время от времени Рома интересовался состоянием Элизы, найдя сговорчивую медсестру, охотно принявшую вознаграждение.
Стабильно тяжелое. Ничего не меняется.
В этом он не разбирался, разбиралась мать девушки, будучи кардиологом и ориентируясь в терминах. Но разговаривать с ней Разумовский не стремился, отчетливо понимая, что сдержанность и безмятежность женщины — напускные. Лишние расспросы способны расшатать их.
Когда время перевалило за полночь, было выпито несколько стаканчиков кофе и с одним и тем же вопросом десяток раз остановлена та самая медсестра, мужчина привлек внимание четы Мамиконян, встав перед ними:
— Послушайте, завтра выписка Евы. Надеюсь, вы поймете и примете то, что я предложу.
Оба потрясенно уставились на него. Переглянулись. Долго-долго. Так, как могут только понимающие друг друга без слов люди. Обсудили на своем «беззвучном». И Спартак Арсенович тоже поднялся по весь свой исполинский рост, обдав густым басом:
— Доля правды в твоих словах есть. Ева заслуживает праздника. Но не за твой же счет! Ты не обязан...
— Она — моя жена, и я обязан, — пресек бессмысленные уговоры Рома.
Супруги переглянулись повторно. Глубже. Многозначительнее. Тема отношений этих двоих так и осталась загадкой для окружения. Но, кажется, в неё отныне внесена ясность.
— А наша — дочь, — устало выдала Римма Александровна, и в этом выражении отразилась вся борьба, которую мать может вести с собой в спорных моментах относительно своих детей. — Договоримся так. Сразу после выписки я еду сюда, и дальше буду уже с ней, когда её переведут в терапию.
Как же хорошо, что в её голосе нет ни капли сомнения. Это отозвалось теплом у него в груди. Сильная женщина, не дающая себе негативных установок.
— Еве скажу, что Элиза приболела, поэтому отсутствует. А ты уже сам придумай что-нибудь для Руслана. И позже расскажем правду.
На этом они и сошлись.
В рукопожатии отца Элизы — крепком, мужском и молчаливом — без труда можно было прочувствовать признательность. К счастью, несмотря ни на что, с ними у Разумовского всегда была дружественная связь.
Когда Мамиконяны ушли, Рома присел на то же место, сцепив руки в замок. И, устроив локти на коленях, вперил глаза в пол.
Кто бы знал, как он ненавидел медучреждения, и в эту секунду буквально варился в потрошащем его страхе за эту беспечную валькирию. Лавиной с него смело присущие ему стойкость, хладнокровие и невозмутимость.
Впереди у него была долгая ночь, в течение которой обязательно «порадуют» своими визитами флешбэки из далекого прошлого.
Но сначала мужчина усмехнулся своим мыслям, вспомнив совсем недавнее событие. Точнее, страстный монолог девушки.
Элиза хотела, чтобы его предохранители сжигало дотла? Чтобы скручивало пополам? Чтобы разрушала до основания нужда в ней?..
Сегодня она победила окончательно. Во всём.
Глава 28
«Мы все сломаны. И именно в местах надломов мы часто сильнее всего». Эрнест Хемингуэй
Элиза снова и снова медленно поднималась по винтовой лестнице до самого чердака, чтобы попасть в квартиру Аси. Она снимала её у старого французского художника за вполне приемлемую плату и была счастлива, что удалось найти такое жилище.