Нестор Махно
Шрифт:
— Кто эта губернская краля?
— А-а, знакомая. Тина.
— Хрен с ней, — продолжал Дмитренко. — Я б тоже не поверил, что он выкосил вояк, да племяш утром прибегал оттуда…
Агроном чувствовал, что про все остальное говорить нельзя, опасно. И так уже сболтнул лишнее. Но не мог остановиться. Николай Клешня был не просто родственник — редкостный землероб. Пшеницу выращивал не какую-нибудь. Арнаутку! Даже немцы-колонисты (на что уж мастера!) и те завидовали.
— Племяш поведал, что наша помощь опоздала, и Махно ушел. А они перепороли баб да дедов. Хозяина застрелили.
–. Какого? — офицер все смотрел
— Того, где ночевал Нестор. Золотого сеяльщика!
— И правильно! — Леймонский рубанул ребром ладони по стволу липы. — Пусть не пригревают гада. Пусть дрожат.
— Контрибуцию наложили на село: шестьдесят тысяч рублей! Мыслимо ли? Совсем сдурели!
— Австрийцы — суровые ребята, — сказал бывший командир взвода.
— Да как же требовать невозможного?
— А что солдат угробили — не в счет? — уколол Леймонский.
— Ох, не знаешь ты наш народ. Это все равно, что спичку бросить в стог сена. У них там в Берлине, Вене, в вашей синагоге чтут силу и закон. А тут до-олго терпят, но, если раздразнишь, кровью умоются, а глотки врагам порвут. Да что с тобой толковать? Ты девку пасешь! — Дмитренко плюнул с досады и пошел. Потом почесал затылок, остановился и добавил: — Вспомнишь мое слово. Капкан! Все в нем запляшем.
Ночь была уже прохладной, и они грелись у костра. Отблески его падали на крутые склоны оврага, на лица собравшихся. Кто стоял, кто сидел на траве или лежал, отворачиваясь от жара. Наверху примостились караульные.
— Вот и настало наше время, мужики, — заговорил Махно. — Будем брать Гуляй-Поле?
— Завтра ночью.
— Завтра! — в один голос заявили сотские, и Нестор порадовался неукротимости земляков. Их бьют, штрафуют, расстреливают — все нипочем. Он не ошибся: анархический идеал воли живет в них неистребимо. Пусть бы поглядели на этих «темных» дядек всякие сладкопевчие соловьи — тот же Ленин, Спиридонова или Скоропадский. Хай бы почувствовали, какая силища клокочет здесь, в глухой провинции, которую они самонадеянно считают пыльными задворками. Но сейчас было не до соловьев.
Весть о событиях в Марфополе полетела далеко. Ее понесли также гонцы, отправленные Махно. Железо, полагал он, нужно ковать пока горячо. Ермократьева с его людьми отправили к Днепру. Остальные прибыли в Гуляй-Поле, зная, что каратели пока шастают по селам да хуторам. Городок стерегли рота солдат и гетманская варта. Как их разогнать? Об этом и толковали у костра.
— Они тут кто, оте немцы, галичане? Чужаки! А для нас каждый угол — брат. Попрем так, что и чертям тошно станет! — запальчиво уверял Гавриил, или по-местному Гаврюха Троян, толстяк лет двадцати пяти. От волнения он то и дело мял свой крупный нос, который, по выражению жены, «для праздников рос, а ты и в будни носишь». Троян возглавлял песчанскую сотню. У него и остановились Махно с Лютым. Домой лишь наведались.
— Та то ясно! Ось пидожды, Гаврюха. Не надо рассусоливать. Тут вси грамотни, — перебил худой и высокий дядя, похлопывая кнутом по штанине. Фома Рябко заправлял гурянами (Прим. ред. — Жители разных частей Гуляй-Поля. В нашей местности исстари повелось давать имя даже одной хате, коль она стояла на отшибе). — Ты лучше скажи, где мне вдарить? С какого флангу? Во-о главное!
Чуть пригасили пламя, помолчали.
— Бомб нэма, Нэстор. Патронив мало, — пожаловался третий командир
— Да, товарищи, — заметил Махно вроде бы вскользь, — когда пойдем на дело, в рюмки не заглядывать.
— Ни, ни. То погыбэль.
— Погы-ыбэль!
На том и разошлись.
Это была первая боевая операция, которую затевал Нестор Махно. Не будучи ни офицером, ни даже рядовым, он имел весьма смутные понятия о тактике, стратегии. Зато неоднократно участвовал в ночных налетах анархистов на богатых земляков, полицейских, в начале года под Александровском разоружал эшелоны казаков, возвращавшихся с фронта. Сейчас, в партизанском деле, этот опыт кое-что да стоил. Кроме того, Каретники, Марченко, Вакула, Лютый, Чубенко, Троян, Рябко вернулись с войны унтер-офицерами, бивали немца и бегали от него. Так что сообща они надеялись на успех.
Дома неугомонный Гавриил признал:
— Глаза, ну прямо слипаются.
— Нет, нет, неси сюда каганец! — потребовал Нестор. Он был возбужден, тер ладонями бока.
— Нашо? — забеспокоился хозяин.
— Стратегия, — отвечал Махно.
Троян нахмурил брови. Ничего не понял, а подавать виду не хотел.
— А-а, несу. Жинко, ану закрый викно, а то ще подумають, що у нас покойнык.
— Представь себе, Гаврюша, мы победили, — усмехаясь, продолжал Нестор. — Прослышат в Александровске, Мелитополе, Бердянске, схватятся за головы: чего они там хотят, в том Гуляй-Поле?
Троян чесал за ухом: «Зачем ему каганеп?»
— Прокламации буду писать! — Махно постучал пальцем по лбу хозяина. — Дорог дождик на посевы!
За столом сидели Семен Каретник, Марченко и Чубенко — самопроизвольный штаб. Лютый уже спал в углу на лавке, свернувшись калачиком…
Когда стемнело и в лицо кого-либо трудно было узнать, песчанские мужики с ружьями, а кто и с вилами потянулись к условленному месту, к перекрестку. Собралось человек тридцать из сотни. Их ждали Махно, Лютый и Троян. «Штабисты» Марченко, Каретник и Чубенко были отправлены в другие сотни.
— Разберитесь по пятеркам. Кому с кем лучше, — предложил Нестор. — Если нападут, в кучу не сбиваться, не удирать. Забегай один справа, другие слева. Да своих не колотите!
Безлюдными переулками они направились к центру, где в школах, конторах, богатых домах были расквартированы военные. Нужно окружить и взять штаб. Он располагался в гимназии. Но не успели добраться до нее, как где-то рядом вспыхнула беспорядочная стрельба. Рушился весь замысел.
— За мной! — Нестор с наганом в руке побежал к гимназии. Там горел свет. Никто не показывался.
— Выходи! — крикнул Махно и прилип к стене у открытых дверей. Это его насторожило: «У аккуратистов… без часового… настежь! Улизнули, змеи!» Он кинулся в здание. На столе еще дымилась примятая папироса. Вокруг валялись брошенные бумаги. Мужики забегали по классам.
— Никого! — радостно доложил Троян.
— Скорее на улицу! — шумнул Нестор, догадавшись: «Заманили в ловушку ротозеев!»
Но ничего не случилось. Испуганно лаяла собака, постреливали, кто-то взвизгнул:
— Стой, гад! Стой! — и бабахнул недалеко. Перебежками, прижимаясь к стенам, заборам, восставшие устремились дальше, увидели освещенное окно.