Нестор Махно
Шрифт:
— Телефонная станция, — шепнул сзади Лютый. Озираясь, Нестор юркнул в сенцы. Внутренняя дверь была на замке.
— Открывай! — загремел Троян.
— А кто там? — послышался женский или детский голосок.
— Революционная власть!
Мужики набивались в сенцы. Махно погрозил им поднятым вверх наганом, но в темноте никто этого и не заметил. Щелкнул замок, дверь отворилась, и он увидел тоненькую высокую девушку-еврейку в коричневом платье, аккуратно причесанную. Часто мигая, она беспомощно смотрела на него темными, чуть раскосыми, ну, точно
— Здравствуйте, — сказал Нестор, входя. Вот так война, вот так добыча! Этот аккуратный длинный зайчонок словно выпрыгнул из совсем другой жизни, изумился и робко шевелил белыми пальчиками. В станции больше никого не было.
— Доброй ночи, — прошептала девушка, склонив рыжую головку. Ее вид, голос, манеры никак не вязались с тем, что происходило, с мужиками, дышавшими перегаром в затылок Махно, и даже с теми женщинами, которых он знал или близко видел: с хлопотливой хозяйкой Настенькой, бой-бабой Марусей Никифоровой, страстной краснобайкой Марией Спиридоновой и милой, но твердой саратовской анархисткой Аней Левин. Сейчас перед ним было изящное, беззащитное существо, каких он не встречал.
— Где немцы, варта? — спросил, с трудом преодолев волнение. Телефонистка повела плечиками.
— Наверно, убежали.
— Ла-адно. Мы вернёмся, — пообещал Нестор уже грубо и двусмысленно. — Теперь слушайте сюда. Как вас зовут?
— Тина.
— Занятное имя, — он помолчал, прикидывая, как же лучше поступить.
Девушка взглянула на него кротко, с явным интересом: малыш, а командует.
— Троян, бери пятерку самых отчаянных, — приказал он, — и оставайтесь тут. Понял?
Гавриил съежился в недоумении. Бой идет, нужно бежать, помогать другим сотням.
— Для нас этот дом — главнейший! — объяснил Махно. — Без телефона мы глухие и слепые, вроде котят. Никого не пускать. Тина, вы подчиняетесь только ему. Сообщения принимайте, но в ответ — ни звука. Если нарушите… — он угрожающе потряс наганом. — Вперед, мужики!
На улице их встретил запыхавшийся Алексей Марченко.
— Все кончено! — доложил радостно. — Кто бежал, а кого поймали, в основном интендантов. Гуляй-Поле наше!
Лица мятежников, однако, были суровые, озабоченные. Они понимали: каша лишь заваривается.
Тина поспала после дежурства, и, когда раскрыла глаза, уже тлел за окном серый сентябрьский день. «О-о, не стреляют. Где же австрийцы? Неужели смирились? На них не похоже, — подумала. — Что там на улице? Какая власть? Интересно, сбежал Леймонский или прячется?»
Девушка сладко зевнула. Все эти приключения властей мало волновали ее. Кто бы не пришел, — считала она, — работа никуда не денется. Телефонистку никто не тронет. Ой, как прав был отец, когда помогал ей выбрать профессию. Он сейчас, конечно, в своей лавке, торгует гвоздями, красками, хомутами. Ему тоже не страшна смена власти. Единственные, кого он побаивается, — это большевики. Но и они, полагает, без хомутов не обойдутся.
Во дворе, за дощатым забором, незлобиво полаяла собачка. «Муся пришла убирать, — догадалась
— Проснулась? Привет! Я счас быстренько все сделаю, Тиночка, и побегу на митинг, — лепетала соседка, круглолицая, маленькая и шустрая. Она уже подметала пыль в комнате.
— Какой митинг? — удивилась молодая хозяйка, одеваясь.
— Тю-ю, да ты что? А еще телефонистка. Людям не говори — засмеют!
Тина смотрелась в зеркало и не нравилась себе. Ночное дежурство, тем паче такое — не сахар.
— Власть же наша опять! — убежденно и радостно сообщила Муся. — Кто был никем, вот как я, тот станет всем. Представляешь?
— Ой, не торопись, милая. Ты веришь, что власть может что-то дать? — Тина не раз слышала это дома и потому криво усмехнулась.
— А как же! Махно в прошлом году, помнишь, верховодил в ревкоме? Коммуны завел, земли нам подарил. Даже шапка помещика бате досталась!
Дочь лавочника была далека от земли.
— Как он выглядит? — спросила.
— Тю-ю, ты ни разу не видела? Сменя ростом.
— Такой малый? — Тина подумала: «Неужели ночной атаман?»
— А что я, кнопка? — простодушно обиделась Муся. — Еще как нравлюсь. Гоняются кобели о-го-го!
— Но он же мужчина!
— Ну и что? Зато его все великаны боятся.
— Прямо там, — не поверила Тина, хотя ее это очень заинтересовало.
— Криво! — передразнила соседка. — Махно такой, ну, такой…
— Какой же?
— Волк его увидит, подожмет хвост и в страхе убежит. Наши на хуторе наблюдали. Во какой! Тю-ю, да мне ж обед еще варить…
— Давай помогу, — предложила молодая хозяйка, — а потом вместе и отправимся на твой митинг.
— Правда? Ну, живо чисть картошку!
Когда они пришли в центр городка, там уже собралась давно не виданная публика: крестьяне с окраин, прислуга, мастеровые, многие с женами, детьми. Стояли, о чем-то спорили, смеялись, поглядывая на дверь ресторана, что срезанным углом выходил на площадь. Крыльцо его было каменное, со ступенями, высокое — готовая трибуна. Тина и не заметила, как туда взобрался какой-то дядя в соломенной шляпе и начал что-то выкрикивать. Его живо прогнали. Потом еще двое пытались говорить, но было заметно, что это люди незначительные. Их тоже никто не слушал. Все ждали, когда появится Махно.
— Айда поближе, — Муся не могла долго стоять на месте.
Пока они пробирались к ступеням, раздались радостные и уважительные возгласы:
— Нестор Иванович! Тише!
На крыльце стоял тот самый мужичок, что ночью ворвался в помещение станции. Тина сразу его узнала, но теперь рассмотрела получше. Военный френч без погон, явно с чужого плеча, сидел на нем несуразно. Лицо плоское, монгольского пошиба, и носик небольшой. «Степняк», — небрежно определила девушка. Она любила читать исторические романы.