Нестор Махно
Шрифт:
«По какому праву? — спрашивал он себя, еле сдерживая рыдание. — Мы анархисты. Да. Больше всего на свете любим свободу. Но и они же любили ее! Ладно, помещики-шкуродеры, варта, офицеры лютуют. А девушек за что?!»
В Гуляй-Поле они прибыли на заре. Гнали во весь опор. Надеялись, наконец, остановиться в надежной хате, напоить лошадей, поесть, поспать. Но не тут-то было. Уже приближались к мосту, что на пути в центр городка, когда услышали голос, видимо, знакомого, который поднялся чуть свет:
— Куда вас хрен несет! Полно германцев, хлопцы! Тикайте скорей!
На
— Эй, Махно, — грубо позвали с подводы, — что посоветуешь?
Дескать, ты нас увлек сюда, милый, теперь выручай. Приятно быть вожаком. Да приходится выслушивать и такие вот претензии. Мужиков деликатности не учили. Нестор чуть не рявкнул: «Что я вам, нянька?» Но положение было действительно отчаянное. Ану как налетят австрияки! Из жителей никто даже нос не высовывает на улицу. Хоть и плохонько, а видно, уже и доносчиков хватает. Небось, выглядывают из-за углов, паскуды! Махно подъехал к Семену Каретнику.
— Где тут наш сотский?
Надо заметить, что еще в XVIII веке, когда на целинные черноземы от Южного Буга почти до самого Дона садили эту и другие слободы «для производства провианту» и защиты от набегов татар, гуляйпольцы были поделены на сотни. Позже местные мужики (украинцы, русские, греки, болгары) служили по жребию или назывались ополченцами, но старый порядок сохранялся. Недавно, по приходе оккупантов, сотни затаились. Оружие, полученное Нестором у красных, было надежно припрятано.
Ни слова не говоря, Семен направился к глинобитной хате. Жил ли там сотский или просто знакомый, кто знает. Однако через несколько минут подводу с ранеными загнали во двор и все стихло. По безлюдной улице отряд отправился дальше.
— Куда теперь? — Павел Ермократьев устало поднял слипавшиеся веки.
— В Марфополь подадимся. Недалеко, и явки надежные.
Слепящий шар солнца уже выкатился из-за далекого горизонта, когда они попали в это село. Нестор направил коня к знакомой хате, постучал. Ни звука в ответ.
— Где же хозяева? — еще погремел. — Ну, поехали дальше.
Так они торкались в четыре двора, и все без толку. Приметили сонно бредущую корову, за ней бабку.
— Брат Захария Клешни живой? — спросил Махно.
— Позабирали мужиков, — бабка склонила голову.
— Кто?
— А вы… чьи будете?
— Друзья бедноты.
— Эх, сынки, сынки. Мне уже все равно. Вчера проклятущий германец вместе с нашими украинскими оболтусами нагрянул. Укрывателей Махно искали. Да где он тут возьмется? — бабка искоса, цепко оглядела приезжих: что скажут, как поведут себя? Те были серые от пыли, угрюмо молчали. «А лошади не наши, богатые!» — доглядела старуха и облизнулась. Но гости ее не тронули, отправились дальше.
— Фу ты! — в сердцах воскликнул Нестор. — Ни поесть, ни поспать. Негде даже приткнуться на родной земле. Во, б…, дожились. Хуже волков!
— Может,
— Верно, верно, — поддержали его те, кто присоединился в Лукашове.
— Не рвите постромки, — Махно поджал пересохшие губы. — Вон и колодец!
Холодная вода немного взбодрила их. Правда, края деревянного ведра были изгрызены лошадьми.
— Где-то тут Хундаева балка, — заметил Алексей Чубенко. — В незапамятные времена казак стоял зимовником. Надежная укрома.
— Айда! — скомандовал Нестор.
Ничего другого и не оставалось. Схоронившись там, расседлали коней, притащили сена, на выходах установили пулеметы с дежурными и уснули, как убитые…
К вечеру прибыл гонец из Марфополя, рябой разбитной хлопец.
— Дужэ просым до нас, Нэстор Иванович!
— А что случилось?
— Батьку моего отпустили из Гуляй-Поля. Крепко побили там в каталажке. Ноги еле приволок.
— Напомни, как его.
— Та Клешня ж.
— Захария брат?
— Ну да, Николай. Як узнав, шо мы вас утром, як вы стукалы, нэ пустылы в хату — став матом крычать!
В Марфополе отоспались, поплавали в пруду, правда, ночью. Николай Клешня, покряхтывая от боли, разрешил зарезать последнего кабанчика. Отведали горячей, давно забытой колбасы и на сытый желудок посовещались. Поскольку земля у них и, как они полагали, у властей горела под ногами, решено было начинать восстание. Махно написал и отправил с сыном Клешни в Гуляй-Поле призыв к открытому выступлению против карателей.
К вечеру принесли ответ: «Присутствие ваше, Нестор Иванович, здесь необходимо. Настаиваем, чтобы вы в эту же ночь перебрались к нам». Его звали старые друзья и сотские, имевшие влияние на селян.
— Еду! — сказал Каретнику и Чубенко, которые квартировали у соседей. — А вы оставайтесь пока тут.
И пошел собираться. Во дворе увидел мирно воркующих сизых голубей и взволнованного хозяина. Перед тем он всё время отлеживался.
— Ой боже, тикайте! — воскликнул Николай Клешня, полусогнувшись от испуга и боли.
— А что случилось?
— Иван, сосед, углядел в помещичьем леску германцев и варту. Сюда скачут!
— Где Петя?
— В хате пишет.
— Лютый! — позвал Махно. На пороге показался пулеметчик. — Давай Лютого! — заорал Нестор.
Голуби взлетели. Выскочил Петр.
— Одна нога тут — другая там. Варта в селе! Беги к Чубенко, предупреди.
— Та якый Чубенко? — возопил хозяин. — Тикайтэ хоть сами!
Приглашая их на постой, он был крепко зол на разбойную власть и мало заботился о последствиях. В душе надеялся: обойдется. Вон у брата сколько прятался Нестор Иванович, и ничего. Соседи не выдадут. У них тоже опасные гости, другие побоятся или промолчат из сочувствия. А в случае внезапного появления карателей Махно скроется — и концы в воду. На это сейчас и рассчитывал Николай Клешня. Слава Богу, Лютого как ветром сдуло.