Шрифт:
Автор от всего сердца благодарит:
Андрея Локшина за ценные замечания и перевод песен Дженис Джоплин;
Ярослава Кузьмина за просеивание текста на предмет технических нестыковок;
Николая Колядко за советы, значение которых трудно переоценить.
1
Стеклянные башни в центре горели белыми искрами, отражая заходящее солнце, но здесь на узких окраинных улочках всегда царила тень. Город назывался Пуданг. Ничего особенного: пыльные витрины да редкие резные балкончики; трава пробивается сквозь трещины в тротуарных плитах.
Река Лума берет начало в горах острова Савор, в самом его центре; она рассекает город на две неравные части. Окружающие город
Жара постепенно спадала. Ветерок из тенистых переулков освежал вспотевшее лицо. Сидя за столиком уличной забегаловки, Хенрик потягивал пиво и наблюдал за домом номер пять, где вскоре должен остановиться армейский бронеавтомобиль. Убить человека? Легко. Он не видел в этом ничего предосудительного. Еще одно задание, только и всего. Смерть в стране дикарей – явление настолько обыденное, что давно не стоит даже сплетен. Провожая Хенрика на повышение, товарищи – егеря из команды «Лихтенау», – искренне ему завидовали: больше не будет нужды пить воду из болота, спать в грязи под струями ливня, сутками лежать в засаде среди ядовитых насекомых или обучать тупоголовых туземцев убивать себе подобных в обмен на просроченные армейские рационы.
Его цель – важная шишка, ольденбуржский старший офицер, оберст. Старшие офицеры рейхсвера неизменно присутствовали в качестве наблюдателей во всех штабах миротворческих сил. Таким образом Ольденбург обозначал свое стремление к миру на Симанго и свое участие в усилиях по его поддержанию. То, что оберст служил той же стране, что и исполнитель, ничего не меняло: Хенрик ненавидел сытых господ в погонах ничуть не меньше, чем партизанских лидеров или содержателей притонов, предлагающих посетителям живой товар с душком. В то время как его товарищи, ведущие скотское существование в джунглях, не доживали и до тридцати, такие вот вояки наслаждались экзотической кухней, ночевали в гостиницах с кондиционированным воздухом и с удовольствием лакомились «черным мясом» на выбор, а вся их служба заключалась в регулярном составлении отчетов. Он был настоящим педантом, этот оберст, одним из чудаков, что сделали пунктуальность смыслом жизни. Три раза в неделю, строго по расписанию, он посещал свою пассию – девушку по имени Клеменсия, проститутку довольно высокого разряда «только для господ офицеров».
Оберст. Ха! Да он расстрелял бы и самого гроссгерцога Карла, поступи такое распоряжение. Его самого, всю его многочисленную родню и дворцовую прислугу, включая детей и случайных свидетелей. Чего-чего, а верноподданства в Хенрике не осталось с детства, с той поры как он очутился в государственной военной школе для детей-сирот.
За спиной громко заспорили двое чернокожих парней, решая, кому из них платить за выпитое; официантка внимательно наблюдала за ссорой, готовая вцепиться в пьяниц, если им вздумается удрать не рассчитавшись. Паря выхлопом, проползла уродливая полицейская машина – с измятыми крыльями, вся в лоскутах из-за наваренных на дверцы стальных листов; патрульный скосил глаза на шум, и Хенрику пришлось уткнуться в стакан, скрывая лицо. Официантка наверняка запомнит его: пускай. Один из бесчисленных забулдыг, накачивающихся дешевым пойлом. Бандитская рожа. Беда в том, что его лицо легко отличить от других – безобразный рубец начинался на лбу, пересекал бровь и заканчивался на щеке. След от осколка мины. Кровь тогда ослепила его, и он боялся, что потерял глаз, но оказалось, что осколок прошел по касательной и не задел важных лицевых мышц, навсегда наградив Хенрика колоритной внешностью. Кому-то в штабе корпуса в голову пришла мысль, что в человеке с такой вызывающей физиономией никто не заподозрит наемного убийцу. Наемные убийцы – сплошь хамелеоны, люди с невзрачными лицами, такие, что сливаются с толпой в любой стране мира. Видно, поэтому он и избежал пластической операции. Прав был тот умник или нет – не ему судить: то, что Хенрик до сих пор был жив, он относил только на счет своей удачливости; но одно дело официантка и совсем другое – камера полицейского патруля.
Не дожидаясь, пока полиция решит вмешаться в разгорающийся спор, он бросил на столик смятую бумажку и
За перекрестком он повернул направо, слыша, как за спиной нарастает звук мотора, – оберст был пунктуален – и вошел в подъезд соседнего здания. Полутемная лестница, пахнущая застарелой мочой, со стенами, изрисованными похабщиной. Под визгливые крики семейного скандала и звуки увертюры из мыльной оперы он неслышно поднялся на второй этаж, проверил, не поврежден ли волосок в замочной скважине, и быстро прикрыл за собой дверь. «Стрекоза» – мобильный модуль наблюдения и корректировки, – вибрируя радужными крылышками, уселась ему на плечо. «Хорошая девочка», – прошептал он, осторожно укладывая искусственное насекомое в карман.
В квартире было тихо, лишь падали капли из ржавого крана на кухне. Под этот метроном Хенрик проскользнул в ванную и оттуда сквозь пролом в стене – в соседнее помещение.
Квартиры-близнецы. Продавленные кровати, лохмотья обоев, дешевая мебель из пластика, вытертый паркет из искусственного дерева. Одинаковый запах затхлости, прокисшего сигаретного дыма и немытой посуды. Полчища насекомых, не обращающих на человека ни малейшего внимания, занятых дележкой территории, продолжением рода, добыванием пищи из завалов гнилых объедков вокруг неработающих утилизаторов. В одном доме могут соседствовать такие вот заброшенные обиталища и вполне пристойные апартаменты для посещения «гостей». Хенрик снял обе квартиры два дня назад с интервалом в сутки через подставных лиц. Недостатка в мутных личностях, у которых вечный вопрос «Что делать?» давным-давно вытеснен более прозаичным «Где взять?», в Пуданге не было. Протягивая типу с бегающими глазками двойную порцию краломена, от которого бедолага загнется к завтрашнему утру, Хенрик не испытывал ни малейшего чувства вины. Так же, как не испытывал ее, наступив на недостаточно шустрого таракана.
Он подоспел к двери как раз вовремя – по лестнице топали ботинки охраны. Экран дверного глазка высветил ожидаемую картину: высокий человек в сопровождении двух вооруженных карабинами солдат-миротворцев. Шаги удалились вверх, хлопнула дверь и вот снова топот – один сопровождающий направился вниз, второй поднимается пролетом выше. Проклиная похотливого козла, бедняга будет скучать на ступенях перед тесной площадкой, откуда видна входная дверь, и присоединится к оберсту, когда тот попрощается с девушкой и начнет спускаться. В это время Хенрик неслышно выйдет и продырявит башку довольному собой самцу.
Стоя в ожидании решающего момента, он с усмешкой думал о превратностях жизни: проститутку, визит к которой станет для оберста последним в жизни, зовут Клеменсия – милосердие. Вспомнит ли он о ней в тот миг, когда его голова разлетится на несколько кусков? Вспомнит ли о милосердии вообще? Ха! Вспоминал ли кто-нибудь в огромном Ольденбурге – обществе равных возможностей – о милосердии, когда яростно визжащего и отбивающегося Хенрика волокли вниз по лестнице, навсегда увозя из опустевшего дома?..
Он услышал, как открылась дверь. Должно быть, сейчас Клеменсия целует клиента в прихожей. Хлопок – двери закрылись. Четкий щелчок замка.
Шаг. Второй. Пора.
Хенрик осторожно толкнул створку. Самая большая трудность в таких операциях – способ исполнения. Нельзя использовать богатейший арсенал бесшумных средств убийства, которыми он научился владеть в совершенстве. Чаще всего приходится имитировать несчастный случай или подделываться под грубую работу какой-нибудь из местных боевых групп. Вот как сейчас. В этом задании это решающее условие.
Он надел большие зеркальные очки в пол-лица. Бесшумно пересек площадку. Над головой раздавались ленивые шаги солдата. Хенрик вскинул руку. Растерянный взгляд жертвы – человека средних лет с уставной офицерской прической. Хенрик спустил курок допотопного револьвера. Грохот выстрела ударил по ушам, разрывная пуля отбросила оберста на ступени. Тело перевернулось и поползло вниз, девушка завизжала, и злость вывела Хенрика из равновесия: скотина, какого черта ты потащил вниз свою шлюху?! Ты же всегда целовал ее в прихожей и спускался один! Он опустил ствол и выстрелил еще раз, целясь в коротко стриженный затылок.