Нет худа без добра
Шрифт:
– Мама! – крикнул я.
И проснулся.
8
«Чтобы ты не мог перенести вида их мучений»
Венди пришла на этот раз в темных
У них были довольно большие овальные стекла, похожие на лежащие на боку яйца (узким концом они были обращены к ушам, а широкие концы сходились на переносице). Оправа была белая. Очки закрывали чуть ли не все лицо, а нос из-за них казался маленьким, как у кролика.
– Добрый день, отец Макнами, – обронила Венди, проходя через гостиную, где он молился на коленях, сцепив руки перед собой.
Он не пошевелился, но открыл один глаз, которым старался втянуть нас в себя. Глаз был похож на дыхало кита, высунувшееся из воды. Он всосал весь воздух, какой был в комнате.
Или на колодец, притягивающий тебя, – правда, не настолько, чтобы ты упал в него, но все же заставляющий наклониться к воде.
Затем глаз захлопнулся, отец Макнами продолжил молитву, а мы с Венди проследовали в кухню.
Она села и сняла пальто, но очки оставила, и это показалось мне странным.
– Как прошла групповая терапия? – спросила она. – Вы произвели на Арни очень хорошее впечатление.
– Хорошо прошла. Лучше, чем я ожидал.
Тут я улыбнулся, а Вы, Ричард Гир, прошептали у меня в уме: «Продолжай. Скажи ей». Я чувствовал, что Вы гордитесь мной. И поэтому я добавил:
– А после этого я добился одной из моих жизненных целей.
– В самом деле? – произнесла она очень громко и воодушевленно и даже подалась ко мне. – Какой именно?
Я бросил взгляд на ее маленькое левое колено, которое было черным, потому что она носила лосины под шерстяной юбкой, улыбнулся и ответил:
– Я пил пиво с подходящим по возрасту приятелем в пабе. И это после первой же встречи с Арни.
– Бартоломью! Я горжусь вами! – сказала она, но произнесла это с таким ненатуральным энтузиазмом, что это огорчило меня. – И кто был этот счастливец, ваш приятель?
– Макс.
Ее оранжевые брови выскочили вверх из-под белой оправы.
– Макс из терапевтической группы?
– А в группе только два человека? Я думал, что терапевтические группы больше, – сказал я, потому что это действительно меня удивило.
– Мы распределяем людей по двое, чтобы они были, так сказать, партнерами, приятелями, поддерживающими друг друга. Мы не хотим приводить таких людей, как вы или Макс, в замешательство, заставляя их посещать большую группу. Начинать надо с малого.
– Макс горюет по кошке Алисе, – сказал я, просто сообщая факт.
– Люди горюют по самым разным поводам. Наверное, тут не надо оценивать и
Я кивнул, полностью соглашаясь с ней и думая, что далай-лама тоже кивнул бы, если бы присутствовал у нас на кухне.
– А что вы пили? – спросила Венди.
– «Гиннес».
– Ух ты! Я обожаю «Гиннес». Говорят, что «Гиннес» полезен, одна из самых полезных марок пива. Кажется, то вещество, которое придает ему черноту, полезно для сердца. Я что-то читала об этом. Поэтому я всегда выбираю «Гиннес». И его слишком много не выпьешь – это пиво очень насыщенное. Так что можно сказать, что оно к тому же самое безопасное. Я рада, что вы с Максом…
– Почему вы сегодня в очках? – спросил я.
Вопрос был логичным. Люди обычно не носят темные очки в помещении. Венди до сих пор ни разу не надевала их, приходя ко мне. Так что вопрос выскочил у меня сам собой, но я тут же понял, что он очень непростой и приятной беззаботной беседы у нас не получится. Будто мы поменялись ролями и я стал консультантом; по крайней мере, у меня было такое ощущение. Я как бы чувствовал, что должен им стать, что надо что-то сделать и сделать это должен я.
Венди запнулась и несколько секунд молчала, обдумывая ответ. Мысленно я представил себе, как она смотрит вверх и влево, но точно я не мог сказать из-за двух черных стекол, в которых были видны два отражения круглого плафона под потолком, две одинаковые механические луны.
Наконец она сказала:
– Я играла в софтбол с моим другом и его приятелями и не успела увернуться от одного из ударов. Хотите полюбоваться?
Я ничего не ответил, но она тем не менее сняла очки. Ее левый глаз распух и был практически закрыт. Вся глазная впадина переливалась желтым, пурпурным и зеленым цветами, как бензиновая лужа.
– Судя по выражению вашего лица, мне лучше надеть очки, – сказала Венди и, сделав это, улыбнулась, но неискренне, что было еще неприятнее, чем вид ее синяка.
«Помнишь, какие синяки были у нее на руке на прошлой неделе? – мысленно услышал я Ваш шепот, Ричард Гир. – Этой женщине нужна помощь. Надо ее спасать».
На ее запястье все еще имелось покраснение, хотя и гораздо более слабое, чем прежде.
Сердитый человечек у меня в желудке вовсю мутузил меня руками и ногами.
Было ясно, что она попала в беду.
Я даже вспотел.
– Бартоломью, – обратилась она ко мне. – Вы хорошо себя чувствуете?
Я кивнул и стал рассматривать свои шнурки.
– Выглядите вы неважно.
Я крепился как мог, стараясь ничего не говорить.
– Что случилось?
Я понимал, что, если скажу то, что думаю, это только ухудшит дело.
– Бартоломью?
Внутри у меня что-то менялось.
– Вы можете открыто говорить со мной. Это вполне надежно. Вы можете…
Я потерял контроль над собой, и у меня вырвалось: