Нет худа без добра

Квик Мэтью

– Ты поймешь это когда-нибудь без моих объяснений, Бартоломью. Поймешь, я обещаю.

Должен признаться, Ричард Гир, я и сейчас понимаю это не лучше, чем тогда.

Я даже задумывался над тем, что могло бы быть настолько хорошим, чтобы перевесить тяжесть зла, причиненного прожорливым существом, которое сожрало мамину жизнь. Это должно быть чем-то совершенно исключительным, потому что в маме было очень много любви – достаточно, чтобы уничтожить очень большое количество зла. Но после ее смерти мне трудно принять ее философию.

Когда

вечером после похорон я спросил об этом отца Макнами на берегу, он ничего мне не ответил. А позже он стал вести себя так странно, что я боялся задавать ему этот вопрос или даже произносить фразу «нет худа без добра», потому что мне казалось, что он и сам с трудом притворяется, что верит в это, – по крайней мере, он больше не упоминал этот мамин принцип.

Но сам факт, что Вы родились в том же году, когда Китай стал угрозой для Тибета, дает мне надежду, потому что Вы, может быть, в самом деле появились на свет для того, чтобы уравновесить зло, которое китайское правительство причиняет Тибету. Мне кажется, что это можно считать доказательством. Это слишком значительно, чтобы быть просто совпадением. Юнг согласился бы с этим.

А если Вы появились как ответ на китайские планы завоевать Тибет, то мне легче поверить в мамину философию и надеяться на мое собственное будущее после мамы и на жизнь в целом.

В интернете я нашел цитату далай-ламы: «Помните, что не получить то, что вы хотите, бывает иногда редкой удачей». Это похоже на то, что проповедовала мама.

И еще одна цитата далай-ламы: «В Тибете есть поговорка: трагедию надо превратить в источник силы. Не имеет значения, с какими трудностями мы сталкиваемся и какие мучения испытываем; подлинное несчастье – потерять надежду».

Что Вы думаете об этом, Ричард Гир?

Мы с Вами найдем общий язык в этом вопросе?

Может быть, наша переписка является тем добром, которое возникло в ответ на смерть мамы?

Может быть, Вы поможете мне перейти к «следующей фазе моей жизни», чего добивалась от меня Венди, пока еще была с нами, до того, как раскрылся ее секрет?

Я думаю, случались и более странные вещи.

Наша переписка – единственное, что дает мне надежду в данный момент. Поэтому важно продолжать притворяться, пусть даже мы сами не верим этому на все сто процентов.

Ваш преданный поклонник Бартоломью Нейл

11

Я не понял эти математические выкладки, но Макс был так возбужден, что я не стал прерывать его

Дорогой мистер Гир!

После того как Венди ушла от нас, отец Макнами перестал молиться, а пить стал даже больше, чем описывалось ранее.

Он выпивал по бутылке «Джеймсона» в день прямо из горла. Он называл это «ирландским ритуалом очищения».

Иногда

уже поздно вечером я слышал, как его рвет в туалете. Он спускал воду снова и снова, а грязи никогда не оставлял. Это было как с мамой в самом конце ее жизни, после химиотерапии и прочего. Но, к сожалению, в последнее время мама не появлялась в моих снах, так что я не мог посоветоваться с ней на этот счет.

Я спрашивал отца Макнами через запертую дверь туалета, не требуется ли ему помощь, но он отвечал:

– Со мной все в порядке. Временный спад, который уже сменяется подъемом. Мне надо побыть одному.

Я старался заботиться о нем, как заботился о Венди, когда она была у нас на кушетке. Оставлял тосты с сыром и лапшу быстрого приготовления около его двери. Иногда он съедал это ночью, иногда я убирал это утром остывшим и нетронутым.

Перед каждой едой я стучался к нему и спрашивал, не хочет ли он составить мне компанию за кухонным столом, но он лишь на секунду поворачивал голову, чтобы встретиться со мной взглядом, и молча отворачивался. Иногда он лежал в постели, иногда стоял у окна, уставившись в стекло пустым взглядом.

Ночью он тоже не разговаривал со мной, не ходил со мной гулять, не слушал птичьего пения за утренним кофе.

Так прошло два дня, и я начал тревожиться.

Я пошел в церковь посоветоваться с отцом Хэчеттом.

Он сидел в церковной конторе за компьютером, раскладывал пасьянс и явно скучал. Увидев меня, он спросил:

– Почему вы не присутствовали на мессе, Бартоломью? Ваша мать была бы смертельно огорчена.

(Вам не кажется, что слово «смертельно», употребленное им по отношению к предполагаемому огорчению моей мамы, было проявлением бестактности?)

Мама действительно не хотела бы, чтобы я пропускал мессы, так что я не нашел подходящего ответа и сказал:

– Отец Макнами чувствует себя не очень хорошо.

– Эдна рассказала мне о вашей попытке спасти ее дочь, – сказал отец Хэчетт. – Чрезвычайно волнующая история, чрезвычайно.

– Почему вы улыбаетесь? – спросил я.

– Я не улыбаюсь, – ответил он, хотя явно ухмылялся, как будто знал какой-то секрет и был рад не поделиться им со мной.

Его желтые зубы были похожи на окаменевшие кукурузные зерна, а морщины на лице из-за ухмылки были более глубокими, чем обычно, прямо как какие-то каньоны. «Может, ему надо прочистить их ватной палочкой?» – подумал я.

Маленький сердитый человечек в моем желудке оживился.

– Вас не беспокоит судьба Венди? – спросил я.

– Мы с Эдной ходили к ней и Адаму вчера, между прочим, и вполне удовлетворительно побеседовали.

– Вот как?

– Я помолился вместе с ними. Разговор был очень продуктивным. После этого Венди исповедовалась мне здесь, в церкви. Чтобы облегчить вашу совесть, Бартоломью, должен сказать, что дела у нашего общего молодого друга складываются неплохо. Не стоит слишком беспокоиться о ней.