Нет места под звездами
Шрифт:
— Вам не удержать ни Витахольм, ни тем более земли к северу от него.
— Откуда столько уверенности? — хан вновь говорил спокойно. — Всем присутствующим понятно, что не взяв город вы завязнете и не сможете двинуться дальше. Мы готовы к долгой осаде, месяц, два, три? Выдержите ли вы столько?
— Ты ошибаешься, великий хан, — подала голос Йорунн.
Нойоны за спиной Талгата вздрогнули от невежливости обращения на «ты», но промолчали.
— Вспомни, что произошло пятнадцать дней назад — и ты поймёшь, что тебе не укрыться от расплаты. Моих сил и знаний
— Я все ждал, когда ты заговоришь, наглая девчонка. Знай, если со мной что-то случится — ваши сородичи, все до одного, будут убиты и смерть их будет мучительна. Возможно, потом вы и займете город, но встретят вас лишь трупы и огонь. Погибну я — погибнет Витахольм.
— Не стоит угрожать нам, Великий Хан, — вновь заговорил Лид. — Ты тратишь время попусту. Мы не остановимся до полной и окончательной победы. Любой ценой. Но в твоих силах дать народу пустошей шанс на мирную жизнь.
— Осторожнее, конунг. За моей спиной стоит могучая сила, скоро она явится сюда и тогда вам самим придётся выбирать: сдаться и отступить или умереть.
— Не явится, — вдруг подал голос неизвестный чужак за спиной Лида.
— А ты ещё кто такой? — нахмурился Талгат, чуть подаваясь вперед и рассматривая темноволосого незнакомца. — И по какому праву вмешиваешься в разговор?
— Мое имя — Ульф Ньорд, первый воин герцогства Недоре в Золотой Империи. И у меня для тебя подарок.
Ульф снял с пояса и слегка подбросил на ладони футляр от письма.
— Знакомая вещь? — протянул он, словно любуясь узорами на поверхности дубленой кожи. — Жаль, до адресата не добралась, впрочем как и ни одно из писем, отправленных этой весной.
Он ловко перебросил футляр хану, тот поймал одним точным движением и внимательно осмотрел. Да, это не подделка, значит, послание император не увидел. Талгат сжал зубы и на щеках у него заиграли желваки. Ульф продолжил.
— А теперь подумай хорошо, великий хан. Твой союзник прибудет сюда очень не скоро, если прибудет вообще, в его землях, знаешь ли, тоже неспокойно. Это был твой долг — служить императору, а не его — спасать тебя. Ты никто ни для Сабира, ни для империи. А потому рассчитывай отныне только на свои силы.
— Ты — прихвостень грязного мага!
— Как и ты, вот только мне с повелителем повезло больше.
— Как бы то ни было, я не отдам вам то, что однажды уже взял силой. Хотите получить город — сражайтесь. Не хотите войны — проваливайте прочь! Мое слово сказано!
С этими словами Талгат развернул коня и пустил его вскачь. Знаменосец и почти все нойоны сразу же направились за ним, однако Дэлгер замешкался на минуту, поймал взгляд Лида, потом коротко кивнул и покинул поле последним.
Йорунн смотрела вслед удаляющимся кочевникам с тревогой.
— Значит, сражению быть. Что ж. Не пристало нам заставлять Великого Хана ждать слишком долго.
44. Битва за Витахольм
Дэлгэр знал, что хан говорил Лиду неправду. Точнее — исказил факты
Слабостью хольдингов было время, слабостью кочевников — привычка воевать на открытых просторах. Талгат понимал, что его люди не знают, как оборонять город, не приучены стоять на стенах. Они боятся остаться внутри замкнутого круга из камней и бревен, да и сражаться привыкли в седле, а не пешими. Они жаждали вольного ветра, быстрых атак, стремительных отступлений, а осада требовала терпения, выдержки, стойкости.
Дэлгэр понимал, что ни ойра, ни зайсан, ни тайгута не согласятся ждать в городе долгими днями, а, быть может, и неделями. Для всякого кочевника подобное предложение было бы сродни признанию собственной трусости, слабости, неуверенности в своих силах.
Талгат знал это так же точно, как и то, что солнце восходит каждый день, а потому отдал приказ готовиться к атаке.
Впрочем, хольдинги не теряли времени даром, в считанные часы выставив вокруг города двойную стену из остро заточенных кольев. Кое-где растянули лабиринты веревок, а местами даже успели изрезать землю глубокими траншеями, ямами и изогнутыми рытвинами. Любой конь, угодивший хотя бы одним копытом в подобную ловушку, рисковал сломать ноги и покалечить всадника.
Солнце уже миновало зенит, когда ворота Витахольма распахнулись, выпуская на просторы степи первые волны атакующих.
Конница кочевников широким клином врезалась в заградительную линию, смяла, сломала, продавила стену из копий. Воздух разорвали жалобные крики израненных животных, что приняли на себя основную мощь удара, всадников, падающих на отточенные пики или напоровшихся на вражеские стрелы. Запахло железом и солью — отвратительный запах тяжелой кровавой смерти.
И все же, первый барьер был взят, и сквозь образовавшуюся брешь кочевники хлынули дальше. Хольдинги рассыпались в стороны, чтобы не угодить под копыта лошадей, уступая место тройной шеренге лучников. Короткий приказ, залп, свист, глухие звуки ударов. Кованые наконечники врезались в щиты, шлемы, чешуйчатые панцири. Одним повезло: пройти массивное дерево стрелам было не под силу. Но иным пробило броню и ранило коней. За первым залпом тут же последовал второй, затем третий.
Стиснутые в узком проходе всадники оказались идеальной мишенью. Всего несколько минут — и брешь заполнилась мертвыми телами, а выжившие были вынуждены отойти, чтобы не пасть понапрасну.
Кочевники спешно отступили, выходя на безопасное расстояние. А затем, перестроившись, бросились в новую атаку.
На хольдингов обрушился настоящий ливень из стрел и копий.
— Щиты! — зычный приказ прокатился над рядами людей.
Бесчувственное дерево приняло на себя почти всю тяжесть этого удара, погибли лишь те немногие, кто остался на открытом пространстве или слишком сильно замешкался, выполняя команду.