Нет у любви бесследно сгинуть права...

Коллектив авторов

Андромаха. Почему? Разве ты обнимал тысячу женщин? Тебя ждет разочарование. Это будет один сын… единственный.

Гектор. Есть все основания думать, что будет сын. После войн родится больше мальчиков, чем девочек.

Андромаха. А перед войнами?

Гектор. Забудем о войнах… забудем и об этой войне… Она окончилась. Унесла твоего отца, брата, но вернула мужа.

Андромаха. Она слишком милостива. Но она возьмет свое.

Гектор. Успокойся.

Мы ей больше не предоставим такого случая. Сейчас я тебя покину, чтобы там, на площади, торжественно закрыть ворота войны! Они больше никогда не откроются.

Андромаха. Закрой их. Но они все равно откроются.

Гектор. Ты даже можешь сказать, в какой это будет день?

Андромаха. В день, когда хлеба позолотятся и согнутся под тяжестью зерна, когда виноградные грозди нальются соком, когда жилища будут полны счастливыми парами.

Гектор. И конечно, мир полностью воцарится на земле?

Андромаха. Да. А сын мой будет сильным и прекрасным.

Гектор (целует ее). Твой сын может оказаться трусом. Трусость может сохранить его.

Андромаха. Он не будет трусом. Но я отрежу ему указательный палец правой руки.

Гектор. Если все матери отрежут свои сыновьям указательные пальцы правой руки, все армии мира будут воевать без указательных пальцев… Если они отрежут им правые ноги, армии будут одноногими… если выколют им глаза, армии будут сражаться слепыми, — но армии будут всегда. В сражениях воин будет на ощупь искать горло и сердце врага.

Андромаха. Я, скорее, убью его.

Гектор. Мать только так может не допустить войн.

Андромаха. Не смейся. Я могу убить его еще до его рождения.

Гектор. Разве ты не хочешь взглянуть на твоего сына хотя бы только одну минуту, одну-единственную минуту. Потом ты поразмыслишь… Увидеть своего сына?

Андромаха. Меня интересует только твой сын. Потому что он твой, и именно потому, что он это ты, я и страшусь… Ты не можешь себе представить, как он похож на тебя… В своем теперешнем небытии он приносит то, что вносишь ты… Бывает йежен он и молчалив, как ты. Если ты любишь войну, он тоже ее полюбит… Ты любишь войну?

Гектор. К чему этот вопрос?

Андромаха. Сознайся, порой ты ее любишь.

Гектор. Если можно любить то, что лишает вас надежды, счастья, самых дорогих существ…

Андромаха. Ты не представляешь себе, как хорошо это сказано… Да, порой ее любят…

Гектор. Да… Если тебя соблазняет вера в ту миссию, которую, сражаясь, ты выполняешь по воле богов.

Андромаха. Ах! Ты сам чувствуешь себя богом во время сражения?

Гектор. Часто я чувствую себя меньше чем человеком. А иногда просыпаешься утром и, удивленный, словно переродившийся,

оглядываешься вокруг. Тело, оружие словно иного веса и сплава… Тебе кажется, теперь ты неуязвим. Испытываешь какую-то нежность, весь ею полон. Это особая нежность сражений. Ты нежен потому, что беспощаден, в этом, должно быть, и есть нежность богов. К врагу приближаешься медленно, почти рассеянно, но нежно. Стараешься не раздавить козявку, и комара отгоняешь так, чтобы не убить. Никогда человек так не ценит своей жизни…

Андромаха. Потом появляется противник?..

Гектор. Да, потом появляется противник, страшный, брызжущий пеной… Его жалеешь. За этим яростным оскалом рта, за яростным взглядом видишь всю беспомощность и преданность жалкого чинуши, несчастного мужа и зятя, чьего-то бедного родственника, охотника до вина и маслин. И начинаешь любить его. Любить его бородавку на щеке, его бельмо на глазу… Но он упорствует… И тогда ты убиваешь его.

Андромаха. И, подобно богу, склоняешься над его бедным телом. Но мы не боги и не в силах вернуть ему жизнь.

Гектор. Даже не склоняешься. Времени нет. Другие ждут тебя. Другие, с такой же пеной на губах и с таким же взором, полным ненависти. Такие же, которых ждут дома их семьи, маслины, мир.

Андромаха. И их тоже убивают?

Гектор. Убивают. Такова война.

Андромаха. Всех? Убивают всех?

Гектор. В этой войне мы убили всех. Так было решено. Потому что этот народ действительно принадлежал к воинственной расе, по вине этого народа войны велись и распространялись по всей Азии. Из них один лишь спасся.

Андромаха. Через тысячу лет мир будет населен его потомками. Бесполезное спасение… Мой сын будет любить войну, потому что ты ее любишь.

Гектор. Мне кажется, что я ее, скорее, ненавижу… Нет, я не люблю ее больше.

Андромаха. Как можно перестать любить то, что обожал? Расскажи. Это интересно.

Гектор. Знаешь, как бывает, когда обнаружишь, что твой друг лжец. Все, что он говорит, звучит ложью, даже если это правда… Это, может быть, странно, но война олицетворяла для меня добро, великодушие, презрение к подлости. Я думал, что обязан ей и своим пылом, и своей любовью к жизни и к тебе. И до этой последней войны я каждого врага любил…

Андромаха. Ты только что сказал: когда убиваешь, то любишь.

Гектор. И можешь себе представить, как все звуки войны соединились в моих ушах в одну гамму благородства — ночной галоп лошадей, бряцание сабель и котелков, когда полк гоплитов в полном снаряжении проходит мимо вашей палатки, задевая ее; соколиный крик над настороженным войском. И звучание войны было для меня таким четким, изумительно ясным.

Андромаха. А на этот раз война прозвучала фальшиво?