Нет у любви бесследно сгинуть права...
Шрифт:
Гектор. Но почему бы? Может быть, я старею? Или, может быть, это просто профессиональная усталость, которая иногда охватывает даже столяра у верстака. В одно прекрасное утро она охватила и меня, когда я, нагнувшись над противником, моим сверстником, собирался прикончить его. Раньше все те, над кем я заносил меч, чтобы убить, казались мне полной моей противоположностью. Теперь я преклоняю свои колени перед собственным отражением. Собираясь лишить жизни другого, я как бы совершаю самоубийство. Я не знаю, как поступает столяр в таких случаях: бросает он свой
Андромаха. А для других война продолжала звучать, как прежде?
Гектор. Другие — как и я. Армия, которую я привел с собой, ненавидит войну.
Андромаха. У этой армии плохой слух.
Гектор. Нет. Ты не можешь себе представить, как вдруг, час тому назад, при виде Трои все прозвучало для нее чисто и правильно. Не было воина, который не остановился бы, охваченный грустью. И это чувство было до того сильно, что мы долго не осмеливались войти строем в ворота и отдельными группами рассеялись у крепостных стен. Вот единственная задача, достойная настоящей армии, — устроить мирную осаду своему городу, широко открывшему для нее ворота.
Андромаха. И ты не понял, что это-то и было худшей ложью. Война в самой Трое, Гектор. Она встретила вас у ворот. Тревога, а не любовь меня, смятенную, влечет к тебе.
Гектор. О чем ты говоришь?
Андромаха. Разве ты не знаешь, что Парис похитил Елену?
Гектор. Мне только что сказали об этом… Ну и что же?
Андромаха. Что греки требуют ее возвращения? Что их гонец прибывает сегодня? И что если ее не вернут — будет война?
Гектор. А почему ее не вернуть? Я сам это сделаю.
Андромаха. Парис никогда не согласится.
Гектор. Парис моментально уступит мне. Кассандра его сейчас приведет:
Андромаха. Он не может уступить. Его слава, как вы это называете, обязывает его не уступать… А может быть, как он говорит, и его любовь.
Гектор. Посмотрим! Беги к Приаму, спроси у него, не может ли он выслушать меня сейчас же. Сама успокойся. Все те троянцы, которые уже воевали и которые могут еще воевать, не хотят войны.
Андромаха. Остается еще много других. (Уходит.)
Приам. Ты что-то сказал…
Гектор. Я сказал, отец, что мы должны поспешить закрыть ворота войны, запереть их на засовы, на замки, чтобы ни одна мушка не могла проникнуть через них.
Приам. А мне показалось,
Демокос. Он сказал, что ему нет дела до Елены.
Приам. Наклонись…
Гектор повинуется.
Ты ее видишь?
Гекуба. Конечно, он ее видит. Я спрашиваю, есть ли хоть один человек, который не смог бы ее увидеть? Она шествует по всему городу.
Демокос. Это шествие красоты.
Приам. Ты ее видишь?
Гектор. Да… И что?
Демокос. Приам спрашивает, что ты видишь!
Гектор. Я вижу молодую женщину, которая завязывает сандалию.
Кассандра. Она делает это не спеша.
Парис. Я увез ее голой, без всякой одежды. Это твои сандалии. Они ей немного велики.
Кассандра. Маленьким женщинам все велико.
Гектор. Я вижу прелестные бедра.
Гекуба. Он видит то, что вы все видите.
Приам. Мое бедное дитя!
Гектор. Что?
Демокос. Приам тебе сказал: «бедное дитя».
Приам. Не знал я, что троянская молодежь дошла до этого.
Гектор. До чего?
Приам. До невидения красоты.
Демокос. А поэтому и любви. Иначе говоря, мы дошли до реализма! Мы, поэты, называем это реализмом.
Гектор. А троянские старики понимают и красоту и любовь?
Гекуба. Это в порядке вещей. Любовь понимают совсем не те, кто любит и кто красив.
Гектор. Любовь, обычное явление. Я не намекаю на Елену, но красоту встречаешь на каждом углу.
Приам. Гектор, не криви душой. Разве с тобой не случалось, что, взглянув на женщину, ты вдруг почувствуешь, что она совсем не такая, какой кажется, что она блестящее олицетворение мысли и чувства.
Демокос. Так рубин олицетворяет кровь.
Гектор. Но не для тех, кто видел настоящую кровь. А я только что насмотрелся.
Демокос. Это символ. Хотя ты и воин, может быть, ты слыхал о символах. Встречал ли ты женщин, которые даже издали казались тебе олицетворением разума, гармонии, нежности?
Гектор. Да, я видел таких.
Демокос. И что ты делал тогда?
Гектор. Я приближался к ним… и все рассеивалось. А эта что же олицетворяет?
Демокос. Тебе же говорят — красоту.
Гекуба. В таком случае верните ее скорее грекам, если хотите, чтобы она олицетворяла эту красоту долго. Она блондинка.
Демокос. Невозможно говорить с этими женщинами!
Гекуба. Тогда и не говорите о женщинах. Во всяком случае, вы и невежливы и не патриот. Каждый народ воплощает свой символ в своей женщине, будь она курносая или губастая. Только вы одни ищете этот символ в другом.