Нет звёзд за терниями
Шрифт:
Но когда Флоренц открыл рот, в голову ему пришла мысль. Эрих, наверное, сам хотел его обучить. Вот было бы здорово, а то ведь и повода не находится побыть вместе, они как будто чужими стали.
— Нет, не умею, — решительно ответил мальчишка. — Ты научишь меня?
— К чему тебе? Бесполезное умение. В городе отлично можно прожить и без того.
— Но ты же научился! Я тоже хочу.
Эрих не ответил, будто и не расслышал вопроса. Перевёл взгляд на свой флакон, взял его, завертел в пальцах.
— А для чего ты сам
— Он сам так сказал? — тут же спросил Эрих удивлённо. — Сказал, не умеет читать?
— Да, так и говорил. А как вышло, что ты умеешь?
— Ох, Фло... Чуть не забыл! Расскажи лучше о чужаке, которого встречал. Опиши мне его. Ты называл имя прежде — Гюнтер? Нет, не оно...
— Гундольф, — подсказал мальчишка. — А почему он тебя интересует?
— Ну как же. Этот человек может обладать полезными знаниями. Вдруг опыт жителей иного мира чем-то нам поможет? Мы ведь затем их и искали. Хочу узнать его, если встречу, а то у Вершины мы с ним, видно, разминулись. Кто знает, где он теперь.
Флоренц помедлил, не зная, как лучше поступить. Звучит убедительно, но тех, кому известно о чужаках, убивают, если Гундольф не врёт.
Эрих оторвал взгляд от стеклянного пузырька, который сжимал в пальцах, и произнёс с досадой:
— Что тянешь? Говори!
— Ну... он низкорослый. И немолод уже, внуки есть. Спина согнутая, плешь во всю голову, уши вот так торчат.
И Флоренц отогнул собственные уши пальцами для наглядности.
— С зубами совсем беда, — продолжил он. — Передних нет. И хромает на левую ногу.
— Что ж они отправили такого убогого, — проворчал Эрих, встряхивая флакон.
Затем решительным движением вынул пробку и опрокинул остаток жидкости в рот.
— Хорошо, — сказал он затем. — Я запомнил. Увижу — узнаю. Теперь забирай еду и иди к себе, а меня оставь.
— Ты, может, тоже есть хочешь? — спросил Флоренц. — Давай разделим пополам.
— Ничего, я не голоден. Ну, чего мешкаешь? Сказано же тебе — оставь меня!
Ясно было, брат не в духе, и беседа этим вечером опять не сложится.
— Эрих, — негромко, чтобы не тревожить его больную голову, спросил мальчишка, — а когда мы поговорим? Я понимаю, тебе непросто. Днём работа, к вечеру ты больной совсем. Но только ты меня запер в этом доме, будто вещь какую. Ничего не объясняешь...
— Я сказал, — звенящим от ярости голосом произнёс Эрих, — бери свой ужин и исчезни. Я что, должен повторять?
Он привстал. Лицо его сделалось совсем чужим и очень злым.
— Я! Пытаюсь! Быть! Хорошим! — заорал он на Флоренца. — А ты!..
Мальчишка подхватил, что успел, и исчез с кухни в мгновение ока. Взлетая по лестнице, он слышал грохот внизу. Неужели Эрих перевернул стол?
Он бушевал там, внизу, какое-то время, а затем поднялся на верхний этаж, и
А утром Эрих опять стал прежним, спокойным и весёлым. И будто бы даже не помнил, что вечером случилась ссора, а Флоренц и не напоминал.
Проводив брата, мальчишка искал, чем заняться. Одно дело сразу нашёл: прибрать на лестнице. Он заметил на ступенях один или два белых осколка.
Видно, Эрих накануне разбил тарелку. Жалко, стеклянная посуда так красива, хотя прочностью не отличается. До того, как попасть в Раздолье, мальчишка ел из жестяных мисок, стекла на корабле и не водилось. Не для бедняков посуда.
На кухне стояло ведро, перегороженное на две части, куда Эрих бросал всякий сор: в одну половину яблочные очистки, заплесневелый хлеб, позабытый на дальней полке, а в другую старое тряпьё и остальное, что не относилось к еде. Сказал, что раз в пять дней по улице проезжают, собирают мусор и увозят на Свалку. Нужно лишь не позабыть вынести ведро.
Это-то ведро Флоренц и прихватил с собой. Тщательно оглядывая ступени, он поднимался всё выше. По дому они с братом ходили в обуви, а всё же не дело бросать на лестнице острые осколки. Мальчишка уже нашёл три.
Ещё один, самый крупный, поблёскивал у двери третьего этажа. Флоренц поднял его, покрутил в пальцах, разглядывая: необычный. С продолговатой дырой посередине, но она не пробита, а стекло отлили с отверстием. Что же за посудина была такая? В тарелках и мисках подобных дыр не делают.
Флоренц машинально сунул осколок в карман, собираясь разглядеть его позже, в своей комнате. Тут, на лестнице, было сумрачно, и дверь третьего этажа оставалась закрытой, как и всегда.
Сам не зная зачем, мальчишка взялся за ручку, нажал. Та щёлкнула, и дверь распахнулась. Похоже, сегодня Эрих позабыл её запереть.
Оставив ведро на площадке, Флоренц замер на пороге. Воля брата была ему ясна, но так тянуло ослушаться! И вот, рассудив, что если поглядит осторожно, то вреда не причинит, мальчишка шагнул внутрь несмело, озираясь с любопытством.
Как же здесь оказалось здорово! Весь этаж — как одна комната, высокие окна во все стороны. Даже лучше, чем балкон. Первым делом Флоренц нагляделся на город, отодвигая полупрозрачные занавеси. Он увидел отсюда и сад, и крыши домов напротив, и улицу, по которой пришёл в этот дом. Вдали тянулись к белому небу трубы, выпуская своё дыхание за стеклянный купол. Кто-то прошёл по улице, маленький и далёкий, и исчез за углом.
Затем мальчишка обратил внимание на стены. Почти всё пространство, не занятое окнами, покрывали карты, похожие на ту, что у Стефана, только новые, красивые, под стеклом. Не мятые и без пятен. Может быть, Эрих сам их рисовал? Вот это да, почти весь мир как на ладони! Тут и городские улицы, и пустоши с крошечными точками поселений, и побережье.