Нетерпеливые
Шрифт:
Я не слушала его, а лишь созерцала. Наблюдала, как он увязает в своих нелепых страхах. Я почти жалела его. Он представлялся мне незнакомцем, который погружается в зыбучие пески — издали, оттуда, где я стою, видны только судорожные, карикатурные движения загребающих воздух рук.
Я перевела разговор на другую тему. Точнее, дала ему возможность сказать и неоднократно повторить мне, какое безмятежное счастье испытает он в тот день, когда я стану его женой. «Да ведь ничего не изменится, — воскликнула я, — мы и так по полдня проводим вместе…»
Салим
— Ты еще совсем маленькая девочка, — наконец вымолвил он, стискивая в ладонях мое лицо. — Совсем маленькая девочка, которую я в один прекрасный день сделаю женщиной.
В его голосе было столько надежды, что я почувствовала, что всю оставшуюся жизнь буду податливой глиной, из которой он будет сам лепить все, что захочет. В этом самоотречении меня пьянило то, что я добралась до границ, которых и не думала никогда достичь.
Глава XXIII
Однажды он подбежал ко мне в радостном возбуждении:
— У меня появилась замечательная идея. Но сначала я отведу тебя к себе домой. Ведь ты еще ни разу у меня не бывала.
Мы вошли в подъезд мрачного, но величественного здания. На третьем этаже я последовала за Салимом в квартиру, которая сразу же понравилась мне царившей в ней тишиной и неброской роскошью. Я опустилась в кресло.
— Словно на краю земли, — вздохнула я. — Не хватает только цветов. Если ты пригласишь меня еще когда-нибудь, я принесу их сюда охапками. Забросаю ими весь пол. И буду целый день ждать тебя посреди этого великолепия.
— Иди за мной, — сказал он. Я приготовил тебе сюрприз.
Мы вышли; поднявшись на лифте, мы очутились под самой крышей. В глубине коридора Салим ввел меня в комнату.
Она была с низким потолком, но длинная. Глубокая, как ларец. Застекленная крыша мансарды открывала вид на обширный квадрат неба, и комната казалась подвешенной к серым тучам. Пол был целиком устлан паласом теплых тонов.
— Я вспомнил, что ты любишь ковры, — сказал Салим.
Я уставилась на него непонимающим взглядом.
— Вот твоя комната, — весело объявил он. — Отныне ты будешь жить здесь, отделенная от меня всего несколькими этажами.
— Но… как тебе это удалось?
— Эта идея уже давно запала мне в голову. Квартира, которую я занимаю, продавалась. Я купил ее вместе с этой мансардой, которую оборудовал для тебя… А что, разве ты не рада, что будешь жить почти что у меня? — насторожился он.
— Ну что ты, конечно, рада, — заверила я его.
Сама я тем временем думала: «Вот это нетерпение! Он уже распоряжается мною…» И сердце мое забилось: я не могла помешать себе восхититься этой спешкой. Улыбаясь, я спросила:
— А почему почти что? С таким же успехом я могла бы перебраться прямо к тебе. Ведь теперь я знаю, — и нетерпение обуяло меня, еще более сильное, чем его, которое удивило меня поначалу, — я видела, что у тебя две комнаты. Почему бы мне не поселиться
В знак отказа он помотал головой, счастливый от того, что единственным тормозом его желания обладать оказываются соображения благоразумия, забота о моей неприкосновенности.
— Нет. Ко мне иногда приходят люди… они могли бы вообразить…
— О-о! — досадливо фыркнула я. — Пусть их воображают.
— Нет, ведь речь идет о тебе. Я не могу этого допустить.
— Ну что ж, — продолжала я, — буду жить там, над тобой… по крайней мере хоть смогу приносить сюда днем цветы… и когда ты будешь возращаться по вечерам, то найдешь немножко меня…
— Да… — кивнул он.
Я становилась по-детски требовательной, чуть ли не капризной.
— И каждый вечер ты будешь подниматься и желать мне спокойной ночи; иначе, одной в этой комнате, я боюсь, мне станет страшно.
— Хорошо, я буду, — покорно ответил он.
И ни разу я не вспомнила о своей свободе, которой так начисто лишалась. Она уже давно меня не заботила.
* * *
С Салимом я виделась как раньше, в те же часы. В семь вечера мы с ним расставались, и я отправлялась ужинать в общежитие; вечером он до одиннадцати всегда бывал занят.
К этому часу я уже спала в своей роскошной мансарде. У него были свои ключи, и он тихонько входил. Часто я его даже не слышала. Но тогда его присутствие каким-то образом ощущалось в моих снах, так что когда я открывала глаза и обнаруживала его сидящим на краю моей постели, то даже не осознавала, что проснулась. И улыбалась ему без удивления. Он оставался еще на несколько минут; я засыпала раньше, чем он уходил. Нередко случалось, что, просыпаясь среди ночи, я видела его на прежнем месте, смотрящего на меня.
— Ты еще не спишь? — спрашивала я сонным голосом.
— Спи, — ласково шептал он.
Уже проваливаясь в забытье, я успевала подумать, что, не будь этой свинцовой тяжести во всем теле, я была бы потрясена тем, как нежно звучит его голос. И сон мой был после этого горяч, глубок, странен; еще долго я ощущала в ночи его присутствие.
— Сегодня я свободен. Могу отвезти тебя на машине куда захочешь.
— Погода стоит хорошая, — ответила я, — я бы предпочла погулять пешком, как вначале, помнишь?.. Прошлись бы по набережным. Там должно быть солнце…
— Согласен, — сказал он, поднимаясь.
— А когда устанем, — продолжала я, радуясь тому, что открывала в себе все новые желания по мере того, как говорила, — пойдем посидим там, в сквере Вер-Галан, посреди Сены.
— В сквере Вер-Галан? — спросил Салим с озабоченным видом, словно стараясь что-то припомнить.
— Ну да… — уже тише пробормотала я.
— Ты знаешь этот сквер?.. Я уверен, что никогда не водил тебя туда.
— Я ходила туда одна.
Я знала эти металлические нотки, этот голос, который становится плоским перед тем, как всему рухнуть.