Неторопливо, бережно, всецело
Шрифт:
Папа кивает.
— Он освобождён условно-досрочно.
Мама делает резкий вдох. Папа бросает на неё быстрый взгляд.
— Он ведь не сделал ничего жестокого? — спрашивает она.
У меня ёкает сердце. Оно делает кульбит, а затем полностью останавливается. Я даже дышать не осмеливаюсь до тех пор, пока не слышу ответ.
— Я бы не пригласил его, если бы он сделал что-либо связанное с насилием. — Папа указывает на стопку папок рядом со своим локтем. — Я только что закончил вновь читать его дело, чтобы посмотреть, могу ли ещё чем-то ему помочь. — Он указывает на досье. —
Я качаю головой.
— Мне это не нужно. — Уж лучше я услышу всё от Пита. — Он кажется приятным человеком. — Я вперяюсь взглядом в отца. — Хотя папа и угрожал ему кастрацией.
Мама давится кофе.
— Эй, но это же работает, — ухмыляясь, отвечает папа.
Мама подталкивает меня за локоть.
— А как дела с Чейзом?
Я качаю головой.
— Он не в моём вкусе.
— Но зато Пит в её вкусе, — напевает папа.
Я поднимаю прутик, который он бросил на стол, и кидаюсь им в него, но на моих губах танцует улыбка.
— Он был очень милым. И я обещаю, что не забеременею. — Я быстро поднимаюсь на ноги, пока эта мысль ещё обживается в папиной голове. Прощебетав родителям спокойной ночи, я начинаю подниматься по лестнице.
— Питу будет крайне тяжело сделать тебя беременной, если я отрежу ему яйца, — кричит мне вслед папа.
Я смеюсь и качаю головой.
Уже на верхней ступеньке я останавливаюсь и прислушиваюсь.
— Они сидели очень близко друг к другу у костра, — говорит мама. — Я наблюдала из окна. — Пауза. — Она позволила ему коснуться себя?
— Нет, но она касалась его. — Папа тяжело вздыхает. — И она даже не попыталась ударить его в горло.
Отлично. Я могу быть немного агрессивной. Это всё началось с тех пор, как я попала на первое занятие курсов по самообороне.
А затем я поняла, что восточные единоборства — это моё. И не моя вина, что некоторые так и напрашиваются на то, чтобы я их ударила.
— Это уже начало, — бормочет мама.
Я качаю головой. Лично я ничего не начинала. Он просто тот мужчина, от которого мне не хочется бежать в противоположном направлении. Вот и всё. И больше ничего. И это странно, потому что если бы я судила о нём по его внешности, то точно бежала бы прочь изо всех сил.
— Похоже, он хороший парень, — снова тяжело вздохнув, говорит папа. — Просто он совершил глупость.
— И он такой секси со всеми этими татуировками, — говорит мама, хихикая, и до меня доносится папин рык. Мама взвизгивает, и я ухожу. Здесь слушатели больше ни к чему.
Я останавливаюсь у спальни Линкольна и стучу о дверной косяк.
— Входите, — отзывается брат, хотя дверь всё равно открыта.
Он сидит на полу и складывает кубики, чтобы сделать башню. Но башни Линка не похожи на остальные. Это сложные произведения искусства, основанные на численных теориях и прочем, чего я не понимаю.
— Сегодня тебе было весело? — спрашиваю я.
Это был подготовительный день, и по-настоящему лагерь заработает только завтра, но Линкольн уже погулял и посмотрел на людей, которых увидит завтра. Я вхожу в его комнату и осторожно присаживаюсь на краешек стула. Он кивает. Линк
— Познакомился с кем-нибудь?
Брат снова кивает. Он говорит только тогда, когда сам того захочет.
— Люблю тебя, — говорю я. Линк поднимает глаза, почти встречаясь со мной взглядом, потому что смотрит на моё ухо.
— Я тоже тебя люблю, — тихо говорит он.
Пит
Тепло от огня обжигает ноги, отчего они зудят. Я чешусь, слегка ослабив дискомфорт. Я сижу здесь с тех пор, как она ушла, а уже прошло достаточно много времени. Сначала я даже думал, что она, возможно, вернётся. Но, чёрт, я, похоже, сам всё это придумал; я ей не интересен. Смотрю на большой дом, в котором она живёт. Он до омерзения идеальный. Забор из белого штакетника. Несколько гектаров земли. Холмистые пастбища. Прямо-таки пейзаж из «Энн из Зелёных крыш»[3]. Я не читал книгу. Только видел несколько серий, снятых «Пи-би-эс»[4], когда мама их смотрела. Они шли сразу за «Улицей Сезам». Мне больше нечем было заняться, поэтому я сидел с ней и смотрел. Мои братья издевались надо мной из-за этого, но мне было плевать.
Бревно, на котором я сижу, пошатывается, потому что кто-то садится рядом. У меня замирает сердце, но я тут же замечаю, что это всего лишь Фил. Он проводит рукой по своим отросшим волосам и тяжело вздыхает.
— Как дела, Пит? — спрашивает он.
Сейчас пламя костра превратилось в тлеющие угольки. Хотя рядом по-прежнему очень жарко.
— Нормально.
— Ты хорошо поработал сегодня вечером. — Фил косится на меня.
— Я не сделал ничего особенного.
— Вообще-то, лагерь начинает действовать с завтрашнего дня. — Он смотрит на меня. — Ты готов?
— Думаю, да. — Я пожимаю плечами и откидываю камень носком ботинка.
— Это тебя я видел беседующим с Бобом?
Я поднимаю глаза.
— Кто это?
Фил показывает на главный дом.
— Боб Кастер. Владелец фермы.
— А, да. — Я ни разу не слышал, чтобы кто-то называл его Бобом. — Он застукал меня, когда я разговаривал с Рейган. — Я улыбаюсь. Лишь от одной мысли о ней мои губы растягиваются в ухмылке, а я даже пальцем её не коснулся.
Фил присвистывает.
— Лучше соблюдай осторожность. Я видел, как он справлялся с парнями и покрупнее тебя.
Я фыркаю. Вряд ли меня ждёт такая участь.
— Ты напоминаешь мне его в те времена, когда он был молодым. Такой же здоровый, пугающий парень с чертовски огромным самомнением.
— Вы так давно знакомы?
— Двадцать пять лет назад он был как ты. — Фил кивает, когда я смотрю на него.
— Как я?
— Только что вышел из тюрьмы, его переполняли гнев и недовольство, он всё время был готов ввязаться в бой. У него было столько гонора, я в своей жизни никогда не встречал никого с похожим норовом. — Фил смеётся. — Я был его инспектором по надзору.