Нетрацы. Тетралогия

Раков Николай Михайлович

Когда спустя шесть часов психолог проснулся, Шаман сидел на прежнем месте все с той же кружкой, только напиток в ней был свежим. В каюте стоял запах свежесваренного кофе.

– Ты что, не ложился? – спросил Самум.

– Спал как младенец.

– И что приснилось?

– Кольцо жрецов с Геммы. Картинка такая, будто оно вставлено в стену в виде коробки дверного проема, а я то вхожу, то выхожу из него, почему‑то все время оглядываясь назад.

– Мне тоже снилось кольцо. Несу я его на спине, как несли его, наверное, монахи несколько веков назад к отверстиям

сифонов выхода Зеленого Суя. Степь, жара, в горле пересохло. Подхожу к отверстию не работающего сифона и кладу на него кольцо. В этот момент происходит выброс этой зеленой дряни. Я бегу от нее, а она падает сверху на меня дождем.

– Интересные сны, – задумчиво произнес Шаман. – У обоих на одну и ту же тему. У наших пращуров в далекие времена была поговорка «Не поминай черта на ночь».

– Своими разговорами перед сном мы всколыхнули подсознание, вот оно и выдало нам картины прошлого, – пояснил Самум.

– Похоже на то.

Вскоре психолог ушел к своей группе, а Шаман остался в каюте, которую теперь не имел права покидать. Трансформация тела уже началась, кости и суставы ломило, кожа лица и головы нестерпимо чесалась. Пытаясь отвлечься, нетрац подсоединился к закрытому каналу. Он в очередной раз просматривал на голографе имеющуюся информацию об устройстве общества гаюнов, непосредственно связанную с изгоями, пытаясь моделировать возможные варианты общения.

С момента отлета Колдуна прошла неделя. Внешность Смирнова за это время претерпела значительные изменения. Голова стала абсолютно лысой и покрылась крупными шишками, кожа на лице собралась глубокими морщинами. Тыльные части кистей рук заросли густым рыжим волосом. Крылья носа увеличились в несколько раз, а голос стал хриплым. В довершение картины на спине стал расти горб. Ходил Шаман вразвалку, так как кости ног значительно искривились, а ступни превратились во что‑то напоминающее ласты. Боли понемногу стали отпускать нетраца, по мере того как трансформация подходила к концу. Он постоянно тренировался пользоваться своим новым телом и с легким беспокойством в первые дни ежечасно контролировал состояние своего мозга. Здесь все было в полном порядке. Память работала, четко выдавая по приказу воспоминания давно минувших лет и дел.

Возвращавшийся в каюту Самум делал вид, что внешние изменения командира его никак не трогают, и по вечерам они играли в трапс, очень сложную логическую головоломку. Победу почти всегда одерживал Шаман, что в очередной раз убеждало его, что собственное «я» под воздействием принятых препаратов не претерпело никаких изменений.

Нетрац не остался без внимания и со стороны шефа биологической лаборатории. Тот ежедневно появлялся в каюте. Раскрывал свой чемоданчик, прослушивал и выстукивал пациента, одобрительно кивал самому себе, делал очередной укол и, похлопав пациента по плечу, молча исчезал.

Раз в день каюту обязательно посещал Лузгин. Задерживался не более получаса. Задавал два‑три вопроса, будто советуясь с нетрацем, и, под предлогом занятости, быстро исчезал.

Неуклюжие проверки и беспокойство друзей за его здоровье вызывали у

Шамана только легкую внутреннюю улыбку.

На восьмой день заточения трансформируемого в каюте полковник пришел вместе с завлабом. Старичок быстро пробежался сканером по телу новообращенного изгоя.

– Все в полном порядке, – выдал он свое заключение. – Процесс практически завершен.

– Спасибо, профессор, – поблагодарил Лузгин.

Старичок собрал свой чемоданчик и, пожелав присутствующим всего наилучшего, покинул каюту.

– Умники умниками, а как сам себя чувствуешь? – задал полковник вопрос Смирнову. – Имечко себе новое подобрал?

– У томасолов нет имен, Сергей Иванович, – ответил Шаман. – Я сегодня Брат из Риатума.

– И что это значит?

– Значит, я там вырос и меня воспитывали посвященные этого монастыря.

– И что ты об этом монастыре знаешь?

– На таком элементарном уровне никто проверку моей личности проводить не будет. Покинув восьмую, я все равно высажусь не на родной планете. Что знают там о моем монастыре?

– Если в данном случае дать слово Колдуну, то он предложил бы с такой легендой высадить тебя не дальше гальюна.

– Вот вы все Мишку ругаете, а как его нет, то и дело к его присказкам возвращаетесь.

– Не о нем речь. О тебе думаю, да об успешном завершении операции, а главное, чтобы все вы живыми вернулись.

– Только живые и возвращаются, – уточнил Самум.

– Ты бы, остряк, помолчал, – оборвал психолога полковник. – Значит, так, если вы готовы, то завтра идете на заброску. Есть какие просьбы, пожелания?

– А попрощаться? – спросил Самум.

Лузгин весело подмигнул и вынул из кармана пол‑литровую фляжку.

– Тебе можно, – пояснил он, глядя на новообращенного. – Специально спросил у профессора.

Выпили, как обычно, за капризную даму Удачу, за легкую дорогу, и Лузгин вскоре ушел.

– Не дают мне покоя эти сны, – когда уже собрались ложиться, проговорил Шаман.

– Все то же кольцо? – уточнил психолог.

– Да, оно в различных вариантах. Вход, выход. Иногда какие‑то тени внутри, как в зеркале.

– Мне тоже за эту неделю дважды снилось.

– И как ты это все объяснишь? Мы ведь на эту тему больше не говорили.

– А черт его знает. Мистика какая‑то, – развел руками психолог. – Сонник посмотреть, что ли.

– Ага, а за ним на Гемму слетать.

– Ты брать медальон с собой будешь?

– Буду. Что‑то мне подсказывает, что он может пригодиться.

– А как насчет предмета, не совместимого с легендой.

– Все в полном порядке. Талисманы и прочие ритуальные вещицы у них обычное явление.

– Тебе виднее.

Глава 3

Каянов

– Почему меня перевели в отдельную камеру, – высокомерно спросил гаюн, когда в комнату для допросов вошел Каянов.