Нетрацы. Тетралогия
Шрифт:
Встретив машины, вернувшиеся из разведки, Самум получил от наблюдателей кристаллы записей маршрутов и, отправив людей отдыхать, взялся за свой копайзер. Не прошло и часа, как часть записанной информации была стерта, а оставшаяся подвергнута существенной переработке и зашифрована.
Ночь прошла спокойно. Только изредка охранная аппаратура фиксировала нечеткие тени, приближавшиеся к пирамиде не ближе чем на пять километров.
Едва утром Хохайя показала свой край над горизонтом, нетрац уже занял место в кресле одного из топтеров.
– Полечу один, – сказал он, останавливая попытку наблюдателя забраться в кабину. – Вернусь через несколько часов. Если отметка топтера пропадет с экрана, не дергайтесь. Никаких поисков. На
– Шеф, может, все‑таки возьмете наблюдателя, – предложил заместитель.
Самум молча захлопнул дверь кабины и, оторвав машину от поверхности, пошел бреющим, едва не задевая верхушки барханов.
Час полета – и вот внизу раскинулась площадка бывшего лагеря сохарцев, усеянная воронками артиллерийского и ракетного налета, а справа по борту среди зеленых крон виднелись крыши бывшего дома отдыха. Кое‑где, занесенные песком по самые башни, стояли сожженные Шер‑Пашем шестиколесники.
«Колдун так и не успел отрелаксировать отдыхающих убийц», – мелькнуло в его голове воспоминание об охоте, устраиваемой гаюнами за пленниками лагеря.
Каменистая пустыня, как и в прошлый раз, не отреагировала на пролетевшую над ней машину ни малейшим движением.
Вот и предгорье. Самум сбросил скорость, включил металлодетектор и стал внимательно смотреть вниз. Подбитую гаюнами песчанку он обнаружил достаточно быстро и совершил посадку в сотне метров от нее.
Час шел за часом. Диверсант обходил и заглядывал в каждую расщелину, способную по своей ширине пропустить внутрь песчанку Шамана. В первую очередь он осматривал левую сторону такого входа, отчетливо помня слова командира о смятом левом борте машины, когда тот ввел ее в расщелину.
Пять часов бесплодных поисков, а характерных следов от столкновения на скалах он так и не обнаружил.
«А почему они вообще должны быть, – мелькнула запоздалая мысль. – Позже по борту машины, вышедшей из лабиринта, я никаких повреждений не видел. Если жрец убрал повреждение с песчанки, ему было так же нетрудно стереть следы ее столкновения с камнем».
Неприятный вывод о бесполезности поисков заставил диверсанта сесть на ближайший выступ и задуматься. Расчет на камень перстня, принадлежащий Босу, тоже не оправдался. Артефакт молчал.
«Погибнут парни», – с грустью подумал Самум. Он начал шарить по карманам в поисках сигарет, одновременно сожалея, что в этот момент с ним нет знаменитой фляжки Колдуна, в трудную минуту подбадривающую весь состав группы. «Как же он там говорил? Обо мне даже и не вспомнили бы, если бы могла прийти только моя фляжка». Неудачливый поисковик вздохнул, прикуривая. «О смерти нельзя думать», – неожиданно и проникновенно прозвучал чужой голос в голове нетраца. Диверсант мог поклясться, что не услышал ни звука, но фраза была отчетливой, с эмоциональной тональностью. Психолог медленно повел головой налево, будучи полностью уверенным, что никакой опасности ему не угрожает. На одном из выступов скалы стоял невысокий сохарец и смотрел сверху вниз на непрошеного гостя. Без сомнения, это был верховный жрец, Босу. Зеленый балахон, полностью скрывающий ноги, загоревшее худое лицо и проницательные, сверкающие молодостью глаза. В жреце все было так, как рассказывал Шаман. «Ты искал меня, – фраза вновь прозвучала только в голове, губы старика не шевельнулись. – Хочешь спасти еще несколько жизней в этом мире?» «Даже одна жизнь – это целый неповторимый мир», – мысленно ответил диверсант. «А сколько жизней ты сам забрал?» «Я не горжусь тем, что делаю. Но будет ли смысл в моей– Ни здравствуйте, ни до свидания, – проворчал себе под нос Самум. – И что теперь прикажете делать?
Ответить на его риторический вопрос было некому, и, докурив сигарету, он двинулся к оставленному топтеру.
– Собираемся, – скомандовал диверсант, как только, по возвращению, вошел в зал внутри пирамиды.
На полученный приказ не последовало ни возражений, ни вопросов. Голоэкраны один за другим сворачивались и гасли. Беззвучно закрывались крышки пультов, герметично прилипая к краям корпусов приборов.
– Оборудование оставить, оно нам больше не понадобится, – уточнил нетрац свое требование. – Берем только оружие – и на выход.
– Что случилось? – следуя за уходящим из зала нетрацем, спросил старший научной группы.
– Нам запретили исследования.
– Кто?
– Самый главный дух в этой духовке.
Ответ был ученому явно непонятен, но вопросов больше не последовало. Покинувшая храм команда собралась в нескольких метрах от пирамиды, рассредоточившись среди стоящего транспорта и ожидая дальнейших приказов. Совершенно неожиданно в раскаленном воздухе прокатился гул, и огромная пирамида стала медленно погружаться в песок. Три минуты – и на месте недавно непоколебимо стоящей огромной скалы не осталось ни малейшего следа.
– И что все это значит? – спросил кто‑то.
– Можно быть абсолютно спокойными. Эта тайна так и останется тайной для всех, – ответил Самум. – Мне кажется, в этом есть еще один знак. Эскадра гаюнов вышла из прыжка и приближается к планете.
– Наши действия?
– Сопротивляться составу нескольких дивизий, солдаты которых пройдут частым гребнем не только через всю пустыню, но и перетряхнут при необходимости планету, мы не можем. Рассредоточиваемся и начинаем играть в прятки. Вы знаете, что нас эвакуируют после того, как разгромят космическую группировку противника. Постараемся выжить и встретиться вновь. Если не получится, то остается только подороже продать свои жизни. По машинам, – отдал нетрац свой последний приказ.
Люди забегали, устраиваясь на сиденьях в кабинах песчанок и топтеров. Вездеходы один за другим веером расходились от точки стоянки. Кто уходил в мертвые горы на юге, где в одной из пещер, с прошлого рейда, остался законсервированным катер‑невидимка. Другие устремились через пустыню, мимо бывшего концлагеря, к ущельям с ледяными источниками и зеленой травой. Вскоре на площадке осталась одинокая машина с распахнутой дверцей и человеком, стоящим рядом и будто не знающим, куда ему идти.
Психолог решил остаться в пустыне. Об использовании в период проведения широкомасштабной армейской операции топтера не могло быть и речи. Воздушная разведка противника плотно обложит зону поиска. Ни о каких полетах над ней не стоило даже мечтать, тем более что задача у диверсанта была противоположной. Ему было необходимо как можно естественнее попасть в плен к охотникам.
Самум прекрасно знал, что человек, оказавшийся на ровной, как стол, местности, чувствует себя неуютно, всегда стремится найти укрытие, даже тогда когда ему ничего не угрожает. Пещерного атавизма, когда любая преграда между ним и окружающим пространством является защитой, диверсант был полностью лишен. Спрятаться на равнине для него было ничуть не сложнее, чем в лесу или в горах.