Неучтенный фактор

Калашников Сергей Александрович

– Лекарство недурно. А вот скажите на милость, сударыня, как вы уговорите нашего строптивого пациента его попробовать?

– Полагаю, будет славно, если дюжину бутылок для уважаемого старшины почтительно пришлет городской старшина далекого заморского Монте-Дуарта. Нам останется только положиться на отменный вкус уважаемых городских старшин.

– Спасибо за идею, коллега. Это предприятие я попытаюсь завершить, не утруждая вас более. И не возвращайтесь в лабораторию. Приступайте к обязанностям второй операционной сестры.

Приятно быть оцененной. Осознавать, что твои старания не остались незамеченными, а знания и способности

применены по назначению. Еще не похвалили, наверное, рановато, но дали понять, что заметили и будут замечать в дальнейшем. Ветка примчалась домой в прекрасном расположении духа.

А здесь тоже добрые вести. Джек и Рапид – телохранители, отправленные с вестями к батюшке, вернулись, привезли письма и нового камердинера для Рика. И еще с ними один человек. Одет горожанином, зарос бородой, но что-то знакомое в нем проглядывает. Ба! Да это же слегка нелюбезный виконт из свиты императрицы. Он был с ними в момент бегства из мятежного Обера. Но остался с императором.

Ее Величество в чепце и переднике подает на стол оладьи. Конспирацию никто не отменял, а новый камердинер – пока величина неизвестная. Последний вечер вместе. Утром императрица возвращается к мужу и трону. Император, хоть и не собрал под своей рукой все взбунтовавшиеся земли, достаточно укрепился, чтобы обеспечить безопасность жены и наследника.

– Господин… э… – Ветка обращается к виконту.

– Моне, сударыня. Мое имя Моне.

– Так вы, господин Моне, завтра на рассвете отплываете.

– Да. Шхуна отправится утром. Госпожа Алисия, я полагаю, переночует на борту, чтобы не заниматься утром сборами и прощаниями. Матросов за ее вещами я пришлю, как только мы поднимемся на борт.

– Не утруждайте экипаж, сударь. Пусть бравые моряки отдохнут и проверят оснастку. Я провожу вас и нашу гостью. И проверю, хорошо ли судно и удобна ли каюта.

Вообще-то Ветка просто соскучилась по кораблям. Хотелось вдохнуть запах смолы, услышать скрип кранцев. Но приятные сюрпризы на сегодня не закончились. У пристани покачивался «Козодой» – один из пароходов, входивших в состав ее эскадры в Акраминскую кампанию. Только вместо латинского паруса устроен обычный косой. Пожалуй, для плавания в речных руслах такой вариант предпочтительнее. Труба паровой машины благополучно притворялась трубой плиты камбуза, а других явных признаков необычности корабля не наблюдалось. Кроме абсолютно трезвой разношерстно одетой команды, почтительно встретившей прибывших. Насчет удобств для императрицы Ветка теперь не сомневалась. Они будут минимальны. Даже капитанская каюта здесь крошечная. Но это не страшно. Ее подопечная в полной безопасности.

Рик, тащивший корзину с распашонками и холщовую сумку с гардеробом августейшей особы, избавившись от ноши, собирался сойти на пристань, но, повинуясь жесту супруги, спустился в кокпит. Последовала церемония взаимных представлений. Надо же, ни одного имени не забыла. И старпома, и сигнальщика, и рулевого – всех назвала без запинки. А потом попросила разрешения показать мужу машину.

– Конечно, командир. – Ответ вахтенного командира последовал незамедлительно. Механик повел гостя вниз.

Рик часто сетовал, что не видел действующего парового механизма. На заставе у южного острова ни один человек, кроме членов экипажа, на борт «Зяблика» не допускался. Пока машинная команда развлекала ее суженого, Ветка с удовольствием поболтала с офицерами.

Выяснилось, что из-за бунта в Эрвийской империи

у маленького акраминского флота оказалось много работы. Все западное побережье полуострова осталось беззащитным против интанских набегов, так что с самого начала весны моряки заходили в порты только за припасами и топливом. Четыре паровичка Акрамины и полтора десятка сторожевых ладей Черного Эрвина прикрыли полтысячи километров имперских земель от морских разбойников, пока внутренняя распря перемалывала эрвийские полки в сухопутных сражениях.

Направляясь домой под ручку с мужем, Ветка наслаждалась прекрасным вечером и своим благостным настроением. Дома ее ждали письма из дома, и она предчувствовала, что в них много приятных вестей.

* * *

Предчувствия ее не обманули. Хорошие были новости. Папенька одобрил ее действия по спасению императрицы и наследника. Похвалил за то, что стала учиться на лекаря. Очень хорошо отозвался о здешнем целителе. И велел во всем ему доверять. Упомянул, что они смолоду водили знакомство и с тех пор поддерживают переписку. Рекомендовал рассказывать Иссу все, что хотела бы сообщить ему, и письма пересылать тоже через него.

Маменька писала о Веткином маленьком братишке. Герберт хорошо ест, прекрасно спит и нормально набирает вес. Сестрица Виктория по-прежнему проживает в замке в Южном Верне и неплохо учится. Преподаватели ею довольны, прислуга не страдает. Но отметили, что по выходным Витуля стала уединяться в своей комнате с книгами и корзинкой еды. Говорит, что не хочет, чтобы ее беспокоили во время чтения. А поскольку в Веткином поведении отмечалась та же странность, маменька просит совета, не следует ли как-то повлиять на младшую дочь.

Еще сообщила, что юного Габриэля они с батюшкой отправили в тот же замок, объяснив, что несколько лет упорной учебы ему просто необходимы. Предупредили о том, что следует соблюдать инкогнито и сохранять тайну этого места.

Рик тоже получил письма. Приказ об увольнении с флота в звании матроса в связи с окончанием срока службы. И из дома, где все в порядке, кроме одной новости, к которой матушка Регина просто не знает, как отнестись. Апрелька влюбилась в мичмана Феликса Хорнблауэра, второго помощника капитана на ладье, что приходит к ним в бухту каждое лето. На третий день стоянки корабля Феликс попросил у родителей руки их дочери, получил согласие и был таков. А через день Апрелька села в Верне на пакетбот, идущий в Роузи. С тех пор от нее было только одно письмо, что живет с мужем в столице в доме его родителей. Приняли ее неплохо, но натянутость в отношениях со свекровью слышится в тоне письма. Да и, к слову сказать, сам Феликс ни матушке Регине, ни Готфриду не понравился.

Следующий день вернул Ветку в реалии будней. С утра готовили операцию на брюшной полости. Случай был почти безнадежным и окончился смертью пациента. Ветка поплакала в дальнем углу больничного сада, взяла себя в руки и на очередной операции не оплошала. По крайней мере хирург ей ни одного замечания не сделал. А потом привезли открытый перелом голени в ужасном состоянии и с огромной кровопотерей. Корпели почти два часа, а потом до самого утра продолжалась борьба за жизнь раненого. В основном, капельницами. Когда положение стабилизировалось, пациент перешел под присмотр к сестре-сиделке, а Ветка собиралась подремать пару часов на стуле перед началом новой операции, но лекарь отправил ее отдыхать до следующего утра.