Неучтенный фактор
Шрифт:
– Наша задача – просто жить. – ответил Степан. – И таким образом влиять на чашу весов. Придет время, и мы узнаем, для чего. А пока надо жить, как живется, и пытаться хорошо выполнять свою работу. Получать радость. И все.
– А при чем тут я? – насторожился Гавриил, в котором проснулся недоверчивый деревенский паренек.
– Ты им обладаешь, этим фактором, – весело отозвался Степан, наливая себе еще водки.
– Друг, ты говоришь странные вещи, – натянуто улыбнулся Гавриил. – Наверное, ты перепил водки.
– Перепил –
Гавриил замолчал, задумавшись, как бы побыстрее и повежливее отправить дорогого гостя отдыхать.
– Что касается непосредственно фактора, – продолжил Степан. – Это не талант, как ты можешь подумать. Бывает иногда такое. У человека красивый голос, и он прекрасно, грамотно поет хорошую песню. Но слушать его противно. Почему? У него же талант!
– Говорят в таких случаях: «Без души поет», – нетерпеливо заметил Гавриил. По непонятной причине общение со Степаном начало раздражать – с той минуты, как тот сообщил о наличии у него какого-то фактора.
– А он с чувством поет, если ты подразумеваешь под «душой» умение человека испытывать эмоции, – ответил Степан. – Извини, в этих вопросах я не силен. Так почему?
– Наверное, дело тогда в личных пристрастиях, – ответил Гавриил. – Кому-то нравится, кому-то нет.
– Нравится, как правило, не нам с тобой. Да почти всем не нравится. Во-вторых – откуда берутся эти личные пристрастия? В магазине покупаем? Я скажу – это происходит потому, что у человека отсутствует этот особый фактор. Некий элемент, частица, нюанс. Все дело в нюансах.
– Искра Божья? Дух Святой? – разозлился Гавриил, в студенчестве уделявший много внимания изучению истории религий. – И что мне делать со своими нюансами? То есть с умением ощущать эти нюансы?
– Я не знаю точно, откуда он берется, этот фактор. Но я знаю, что владельцы особого фактора бывают двух видов. Созидающие и разрушающие. Последних гораздо меньше, но наворотить они могут много. Задача первых – обезвреживать вторых.
– Тьфу ты! – совсем возмутился Ганя. – Степа, ты знаешь, я тебя всегда уважал, но…
– Нет. – быстро перебил Степа. – Уважение подразумевает знание, а ты мной слепо восхищался, ничего не понимая.
Гавриил застыл с открытым ртом, так и не решившись возразить.
– Вот видишь ручку? – Степа достал из нагрудного кармана пиджака шариковую ручку в металлическом корпусе. – Хорошая, да? Самое удивительное, что она уже имеет свое поле, которое влияет на меня. Это воспоминание обо всех собраниях, на которых она побывала, обо всех написанных с ее помощью писем, личных и деловых, также она хранит мои мысли, высказанные и невысказанные во время написания прошлой ночью доклада к областной партконференции. Она охраняет меня. В некотором смысле это талисман
Гавриил посмотрел на кусок железа с пластмассой и ничего не увидел, кроме знакомой всем автоматической
– Тем не менее, это не более чем обыкновенная ручка, – сказал Степан. – Зачем привязываться к вещам? Зачем наделять предметы свойствами, которых у нее не было? Я ее создал, я ее и уничтожу. Уничтожу идею ручки-талисмана, и она снова станет простой, то есть чистой. То есть что ты думаешь, то и случается. Если что-то кажется, значит, это уже есть. В конце концов, я могу выкинуть ее физически.
Степан, приподнявшись, ловко метнул ручку в открытое мусорное ведро. Гавриил осуждающе покачал головой:
– Степа, ты наслушался в детстве рассказов про шаманов…
– Среди людей, обладающих особым фактором, мне ни разу не попадался экстрасенс, – Степан с удовольствием выговорил редко употреблявшееся тогда слово. – Это не экстрасенсы, а простые люди, создающие свою реальность. Люди, внутренне не сдавшиеся обстоятельствам. И запомни – ты создаешь миры. Так что осторожнее с мыслями, пожалуйста.
Гавриил совершенно растерялся. Все это мало походило на прежнего Степана. В сущности, он его плохо знал. Между тем Степан продолжал:
– Вот скажи, сколько на свете людей, пишущих по-русски? Много. Да ведь? Если ты захочешь, ты можешь невероятно обогатить свой словарный запас, прочитать много книг, выучить наизусть все правила грамматики, более того – почувствовать дух языка, проникнуться им. Ты можешь знать его лучше всех профессоров филологии. Но ты никогда не будешь писать так, как Достоевский.
– Ну ты сказал, – угрюмо отозвался Гавриил. – Конечно, нет. Я буду писать, как Сатыров.
– Есть, – вскрикнул Степан. – Молодец! Что и требовалось доказать.
– Не понял, – возразил Гавриил.
– Понимаешь, ты мог сказать – Достоевский ведь особенный, он гений, у него дар. Конечно, это так. И именно так ответило бы 99 процентов всех знакомых мне людей. Но не следует забывать, что талант есть у каждого. И каждый человек – особенный. Странно, что до сих пор приходится напоминать такие простые вещи. Людям выгодно жить так, как будто они серое стадо, прикрываясь приличиями, общественным мнением и необходимостью кормить семью. Да, ты никогда не напишешь «Белые ночи». А зачем? Они уже написаны. У тебя другие задачи.
– Мы ведь тоже работаем со словом, – смягчаясь, заметил Гавриил. – Кому, как не нам, знать его силу. Вот доклады ночами сочиняем. Но скажи, если я выучу все правила языка, а исключения из них пропущу, то что это будет за доклад?
Степан задумчиво посмотрел на него.
– Правило уже содержит в себе исключения. – сказал он наконец.– Инструкция подразумевает ее нарушение. Я ничего не забыл.
– А нас учили, что добро побеждает зло. У этого правила тоже есть исключения?
– Это не правило, это закон. Мухи отдельно, котлеты отдельно, – жестко сказал Степан.