Неудачная дочь
Шрифт:
И туг, забыв, как дышать, посмотрел на грязную десятку и бредущую по лагерю измазанную лошадь, от всей души пожелав их немедленно убить и без следа развеять по ветру. Если ашварси увидит этих...
– Ашварси... и аштуг прибудут через три дня... Вестовой прибыл, - договорил донесение подбежавший воин.
Туг, наконец, смог протолкнуть в грудь воздух и вдохнуть.
Он назначил всем «нечистым» по двадцать ударов палками. Туг хотел бы, чтобы их избили сильнее, но не мог себе этого позволить. Через три дня все призванные должны быть в строю.
Однако, во время наказания он орал громче наказуемых под ударами палок, о
Именно после того случая, каждый вечер Филиппы заканчивался приведением формы их троицы в порядок.
Девушка вытянулась под тощим одеялом, прислушиваясь к сопению друзей. Несмотря на усталость, сон не шёл. Завтра будет распределение. Где ей прикажут служить? Чего бы она хотела?
«Домой хочу», - сразу пришёл ответ самой себе. Филиппа задумалась, - «Что бы я сама выбрала?»
Девушка заключила, что больше всего ей понравилось собирать дрова и хворост для кухни. По этому поручению парни разбредались по лесу по одному, и Филиппа дважды перехватила часок сна в высокой траве на солнечном пригорке.
Ещё работа у большого казана, в помощниках у куховара, девушке тоже пришлась по душе. Она бы с удовольствием осталась при кухне навсегда. Здесь всё было более-менее знакомо, и вполне по силам Филиппе, несмотря на необходимость таскать тяжёлые вёдра с водой, мешки с провизией, и подолгу стоять у огня в любую погоду.
Филиппа вспомнила, как разок их троицу двое старших воинов взяли с собой, как подсобных рабочих, в ближайший город на рынок, за какими-то покупками. Видимо, туг готовился как следует встречать своих старших военноначальников.
Тогда Филиппа, да и Тиль с Бартом, с замиранием сердца, смотрели на уже забытую и кажущуюся такой сказочной и далёкой жизнь вне войска, теперь навсегда недоступную для них. Провожали взглядами девушек в разноцветных платьях, беззаботных детишек, спешащих по делам горожан.
Усталость сделала своё дело, и Филиппа, наконец, уснула.
Жаль, утро наступило слишком быстро. Измученная девушка совсем не успела выспаться и отдохнуть. Сегодня, в отличие от обычного, она вышла из палатки последней и во время утренней пробежки плелась в самом конце колонны. Для естественных нужд она, вырыла себе ямку между стеной и забором за отхожим местом, подход туда удачно прикрывался бочками и небольшими кустами, но всё же Филиппа старалась бегать туда, когда по близости никого не было. Днём, при необходимости, она выбирала удачные моменты, а по утрам просто прибегала первой.
Сегодня Филиппа проспала и долго выжидала удобный момент, чтобы юркнуть в укромное место. В результате, на завтраке ей совсем не досталось мяса. И ела бы Филиппа одну кашу, если бы не Тиль и Барт, которые по-братски отщипнули ей понемногу от своих порций, ругаясь и упрекая в лени и нерасторопности.
– Что-то ты сегодня совсем не шевелишь копытцами, Пузан, - сердито, но обеспокоенно, заметил Тиль.
– Ты же понимаешь, что вот-вот должны прибыть ашварси и аштуг? Наш туг уже с рассвета регулярно к воротам бегает в нетерпеливом ожидании и подолгу стоит там, лично выглядывая. Его судьба, как и наша во многом зависит от результатов сегодняшнего и завтрашнего дней. Если командующие останутся недовольны нашей подготовкой, то ему не дадут пока сотню, -
– Кстати, я вчера слышал, что он уже объявил наставникам устроить нам идеальную тренировку. Сказал, что все бойцы должны не бегать, а летать. Интересно, как он себе это представляет? У нас что, за ночь крылья должны вырасти?
– вернул себе внимание Барта Тиль.
– Лучше бы выспаться дал. Мне уже даже во сне сниться, что я устал и спать хочу.
– недовольно бросила Филиппа.
Она медленно ела, глядя вдаль, на всё ярче загорающееся светлой синью, под лучами восходящего солнца, небо над лесом. Что принесёт ей этот и следующий день? Сегодня и завтра, наконец, пройдёт распределение, к которому все готовились четыре месяца, и их оправят в отряд. Он станет их домом до конца жизни. Каково там? И куда она попадёт? Точно не в конницу… Филиппа уже узнала, что в отрядах императорской армии только одна сотня из десяти - конница, и туда отбирают лучших и лёгких. Даже если бы у неё были хорошие результаты на испытаниях при распределении, туда никогда не берут упитанных парней. Ей, как и всем из их сборной десятки, отчаянно не хотелось в палаточники, куда определяли худших. Палаточников в отряде также, как и конница, была всего одна сотня из десяти. Они с парнями, когда чистили оружие, наслушались рассказов наставника, о том, что эта сотня всегда тяжело работает, даже на отдыхе, по сути являясь как-бы прислугой для всех остальных воинов отряда. Кроме того, в бою именно их используют на мясо, когда нужен живой щит.
Филиппа тревожно вздохнула, не на шутку страшась предстоящих испытаний. Хотя, за время в тренировочном лагере, она окрепла и порядком похудела, но всё же по-прежнему оставалась довольно пухленькой. Но это уже была не безобразная расплывшаяся жирность, а милая подтянутая полнота. Накануне, приводя в порядок свои сапоги, она до самого верха зашила, распоротые ранее из-за слишком толстых икр, халявы.
«Вряд ли сейчас, глядя на меня, мать с тёткой сказали бы, что я неудачная дочь», - горько подумала Филиппа, вспомнив, что они кричали, когда уговаривали отца отдать её вместо брата.
Неделю назад поголовно всем, изрядно сбросившим вес, парням выдали по две новые рубахи и, поскольку начинались холода, добавили к форме тёплые безрукавки, подбитые снизу каракулевым мехом. Старые, слишком истрёпанные за четыре месяца усиленных тренировок, одёжки велено было, при негодности, постирать и отдать на ветошь для мытья котлов и посуды.
Однако, надевать новое туг разрешил только со дня приезда ашварси, то есть, с сегодняшнего. Филиппе, кроме рубах выдали и новые штаны, поменьше. И, хоть, линия плеч на новой рубахе всё ещё сильно свисала, но всё же новая форма на девушке сидела намного лучше и, теперь она ничем не выделялась среди остальных призванных.
Приводя себя в порядок, Филиппа тихо радовалась, что грудь у неё оказалась не такая большая, как у всех её сестёр, и не бросается в глаза, особенно теперь, когда её живот стал намного меньше и исчезли лишние подбородки. Однако, в последние дни, девушка, всё же, стала немного перетягивать её длинным куском мягкой ткани, оторванной от старой рубахи, которую ей велели отдать на ветошь. Филиппе очень хорошо удалось скрыть, всё явственнее, по мере потери веса, проявляющуюся грудь, особенно, когда она надевала плотную безрукавку сверху.