Неудачница: перезагрузка
Шрифт:
— Ты преувеличиваешь…
— Хватит страдать ерундой, Мила! — резко произносит Лина, глядя на меня со злостью в глазах.
— Почему ты…
— Целый год ты буквально сносила всем нам голову. Целый год я наблюдала за тем, как гаснет мой лучший друг. Теперь прошло два года, скоро ты будешь иметь от него ребёнка. Хватит. Хватит!
На моих глазах сами собой появляются слёзы…
— Я не могу с этим справиться. Я чувствую вину. Постоянно чувствую вину… — произношу едва слышно, пытаясь остановить поток влаги из глаз.
— За что? — тут же
Я судорожно киваю, стараясь не шмыгать носом. Получается плохо.
— Дурочка моя, — Лина ещё крепче обнимает меня, позволяя выплакаться в её дизайнерский пуловер, — Бог дал тебе замечательного мужа. Он дал тебе ребёночка и лучшие условия для его появления на свет. Не нужно изводить себя пустыми переживаниями. Ты не обязана была полюбить его. Тем более, по принуждению. Глеб сам выбрал свой путь — веди он себя иначе, всё бы могло сложиться по-другому, но он был тем, кем был. Ты ни в чём не виновата… у тебя нет силы менять людей по щелчку.
— Но сейчас у меня получается, — замечаю с легкой гордостью, наконец, справившись со своими эмоциями.
— Бог мой, только не говори, что Макс разрешает тебе продолжать заниматься ЭТИМ!
— Он мне вообще мало в чём отказывает… — шепчу, пытаясь побороть улыбку.
— Мила! Телефон доверия? В твоём-то положении?! — Лина с ужасом смотрит на мой живот.
— Это Мой благотворительный фонд и Мой телефон доверия! — капризно бурчу я, всё же нежно проводя по животу рукой.
— Это очень по-взрослому, — подняв бровь, замечает Лина, а я показываю ей язык.
— Прости меня… ты права, — произношу негромко, после нескольких секунд тишины; затем перевожу взгляд на дверь, за которой сейчас находились мужчины, — Я очень люблю своего мужа и понимаю, сколько хлопот ему доставила…
— Главное, больше не доставляй, — на этот раз бурчит Лина, затем вновь косится на живот, — ну, помимо очевидных.
— Просто иногда мне приходит мысль…
— Какая мысль, Мила? — медленно переспрашивает подруга, настороженно глядя на меня.
— А что, если бы в тот раз… я забеременела?
Странный звук шлепка заставляет меня обернуться и посмотреть на Лину.
Интересно, на её лбу появится синяк?..
— Я серьёзно… если бы Глеб не… прервал половой акт, — начиная неистово краснеть, всё тише бормочу я, — то сейчас бы у нас была его частичка… его продолжение… — совсем стихаю.
— Я, наверное, не должна этого говорить, но раз уж тут такой особый случай… — Лина вновь качает головой и медленно выдыхает, а затем поднимает на меня взгляд, — Мила, ни один из наследников счета в швейцарском банке НИКОГДА не заведёт ребёнка до вступления в определённый возраст. Это правило, прописанное в завещаниях их отцов. Никто из них НИКОГДА не подвергнет себя опасности, остаться без наследства. Все последующие наследники должны быть рождены в браке, от, угодной главам семейств, девушки. Говорю не за всех богатеев, а за всех своих знакомых, имеющих счёт с семью нулями. В долларах, естественно. В том числе и
— Мужчины охотно делятся с тобой своими секретами, — замечаю с лёгким недоверием.
— Я верчусь в этом обществе с детства, — Лина смотрит на меня взглядом «да, я профи»; затем хмурится, — а откуда вообще эти мысли о ребёнке Глеба?.. Ты какую книгу читаешь?!
— Хорошую, — пряча от неё свои глаза, бормочу в ответ.
— Сожги, — с лютым выражением на лице произносит подруга.
— Я подумаю над твоими словами, — «успокаиваю» её, ощущая, как пропадает тяжесть с сердца.
Выходит, если бы Глеб хотел, он бы позволил мне попробовать забеременеть — естественно, что я не ожидала, что это могло произойти с первого раза. Но Глеб этого не хотел. Нет, он хотел совсем другого.
Почему-то действительно становится легче.
Даже смешно…
Наверное, это всё гормоны.
— У тебя отличный мужчина, Мила. Хватит в этом сомневаться, — негромко произносит Лина, открывая дверь в коридор.
Впереди начинает маячить свет из гостиной с черно белой фотографией молодого красивого мужчины в углу…
— Я и не сомневаюсь, — произношу негромко, начиная неспешно идти к своему мужу, — как ни странно, я очень четко осознаю, что он — это лучшее, что могло со мной произойти.
— Говоришь, как отец Глеба, — фыркает Лина.
Фыркаю в ответ. Мы останавливаемся в проёме двери, глядя на то, как двое наших самых любимых мужчин негромко беседуют о чём-то, неспешно поглощая салат и закуску. Собираться в этот день стало нашей традицией… В прошлом году с нами была Таня, но её весьма активное общение с отцом Глеба явно пришлось не по душе импульсивному Бесову — потому в этом году брат пришёл без сестры. Но это не значило, что я не позвоню девушке сегодня вечером и не спрошу, как она себя чувствует. Все мы изменились за это время. Все мы стали чуть ближе друг к другу.
И теперь, глядя на то, как Лёша что-то спокойно говорит моему мужу, я задумалась о том, кем мы были, и кем мы стали.
И кем могли стать.
— Мне кажется, я знаю, о чём ты думаешь, — негромко произносит Лина, прислонившись к косяку.
— Давай, добей меня своими умозаключениями, — тихо бурчу я, впрочем, начиная улыбаться.
— Сейчас ты думаешь, какая ты неудачница, что не стала кем-то другим, верно? — словно скучая, протягивает подруга.
— Почему ты так думаешь? — удивленно смотрю на неё.
— Ну, ты могла бы стать акулой бизнеса, останься ты в подчинении у Глеба — у тебя были все задатки. Могла бы стать рок звездой, судя по Лёшиным отзывам о тебе и о твоём тембре… я-то, видишь, не настолько музыкальна, мне судить сложно. А в итоге ты — жена Вознесенского с маленьким Вознесенским у себя в животе. Своей, возможно, головокружительной карьере ты предпочла семью — причём сделала это неосознанно. А микрофону предпочла телефон, с потерянными людьми на другом конце провода. И теперь, оглядываясь на все свои потенциальные возможности, ты, наверное, грустишь…