Неудачник
Шрифт:
Слезы текут по моим щекам при этом болезненном воспоминании. В тот момент, когда мы должны были сплотиться как семья, мы разошлись по швам.
Футболка ЭрДжея становится влажной под моим лицом, пальцы сжимают в кулаки ткань. Я боюсь, что могу утонуть в грязи, если он не будет держать меня в вертикальном положении. Я не чувствую своих ног.
— Мне жаль, — говорю я, фыркая.
— Нет. Мне так жаль, Слоан. Я не должен был позволять тебе приходить сюда одной. Я должен был пойти с тобой.
Я смотрю на него, мокрыми, опухшими глазами.
— Я не думала, что все будет так плохо.
— Все
— Нет. Я не в порядке. Люди всегда думают, что я держу себя в руках. Что я такая непробиваемая. Ничто не может меня задеть. — Моя нижняя губа дрожит, глаза снова щиплет. Это всегда было моим защитным механизмом. Реву и бью себя в грудь, чтобы отпугнуть хищников. Нельзя, чтобы они видели, как я боюсь. — Мне кажется, я начала верить в свою собственную чушь.
— Послушай меня. — Он отстраняется ровно настолько, чтобы провести большим пальцем по моей щеке, вытирая слезы. — Это настоящее дерьмо. Ты не в порядке. Ты и не должна. Я знаю, что мы только познакомились, но, судя по тому, что я видел, ты чертовски сильная, Слоан. Никогда не забывай об этом.
Из меня вырывается полу всхлип, полузадушенный смех.
— Нет. Я должна быть в порядке. Я должна, ЭрДжей. Я не могу позволить им увидеть, что я мягкая внутри.
— Мы все мягкие внутри, — грубо говорит он, продолжая вытирать мои слезы. — Но я понимаю. Если ты позволяешь людям видеть твою уязвимость, это дает им власть. Я близок?
Я кратко киваю.
— И ты этого не хочешь.
— Я не хочу этого, — отвечаю я слабым шепотом.
— Поэтому ты играешь в игры.
Он действительно понимает. Я проглатываю болезненный комок в горле.
— Ты тоже так делаешь.
— Все время. Но знаешь, что? — Он берет мою руку и подносит ее к своей груди, прижимая мою ладонь к своей левой груди, прямо над сердцем. — Если то, что я сейчас вижу тебя такой, дает мне силу, то это ничто по сравнению с той властью, которую ты имеешь надо мной. Чувствуешь, как учащается биение моего сердца, когда ты прикасаешься ко мне? Я, блядь, кончаю от этого.
Я улыбаюсь сквозь слезы. — Знаешь, вся эта слащавость сильно отталкивает.
— Чушь. Тебе это нравится.
ЭрДжей принимает созерцательное выражение. Я узнала складку между его бровями и взгляд на сто ярдов, когда он глубоко задумался.
— Что это? — спрашиваю я.
— Я просто думал о том, что сказал мне Сайлас. Как раз тогда, когда я только начал преследовать тебя. Он сказал, что часть тебя всегда будет недосягаема. Что никто никогда не сможет полностью прижать тебя к себе. — Моя рука все еще лежит на его груди, и ЭрДжей накрывает костяшки моей руки своей теплой ладонью. — Я думаю, он ошибается. Я думаю, я прижал тебя к себе.
С дрожащим смехом я прижимаюсь щекой к его плечу. Он не ошибается. Я была недосягаема для каждого парня, который приходил до него. Я играла в игры, потому что мне нужна была власть, которая приходит с преимуществом.
Но, как ни странно, есть сила в том, чтобы отпустить себя и быть уязвимой. Я понимаю это сейчас, когда чувствую, как бьется его сердце под моей ладонью, когда погружаюсь в его крепкие объятия.
Все
— Ты можешь встать? — спрашивает он, беря меня за руку.
Я киваю, и он помогает мне встать на ноги. Мои ноги снова крепкие. Моя рука крепко держится за руку ЭрДжея.
И теперь, когда первоначальный шок от этого места прошел, я вытираю лицо рукавом и на мгновение впитываю сцену в новом свете.
— Нам пора идти, — говорит ЭрДжей.
Я качаю головой.
— Нет. Мне уже хорошо. Потому что ты здесь, со мной, — почти говорю я, но то, что секунду назад я рыдала в его объятиях, как ребенок, не означает, что я вдруг превратилась в глупого романтика. — Возможно, будет полезно, если мы все обсудим. Попытаемся осмыслить то, что произошло той ночью.
Я подхожу ближе к кромке воды, затем поворачиваюсь, чтобы осмотреть лес слева от нас.
— Полицейские наполовину прочесали это место после того, как уехала скорая, но ничего существенного не нашли. Пивные банки, использованные косяки. Больше использованных презервативов, чем, я уверена, они хотели найти. Обычные вещи. Но ничего с той ночи.
ЭрДжей включил фонарик на телефоне и просканировал местность. — Машина приехала не тем же путем, что и мы.
— Нет. Там есть дорога. — Я направляю свой собственный фонарь на два деревянных столба у дальней стороны эллинга, которые обозначают место, где раньше были ворота. Грунтовая дорога теперь скрыта кустарником, но все еще проходима, если знать, куда идти. — Кто бы ни был за рулем, он объехал машину с этой стороны, а затем съехал в воду.
— Полицейский отчет, который я видел, был довольно скудным.
— Все это гребаное дело скудное. Тест Кейси на наркотики в больнице дал положительный результат, но она настаивала, что ничего не принимала сознательно. Все, что она помнила, это как пила пунш. Врачи, похоже, скептически отнеслись к ее рассказу. Но я знаю свою сестру. Она не увлекается наркотиками.
— Я полагаю, полиция допросила ее?
— О, да. Они часами допрашивали Кейси в больнице и после. Они взяли показания у большинства из нас на танцах. И на протяжении всего этого Кейси утверждала, что не знает, что ей дали, когда она ушла с танцев или как она оказалась в нашей машине. Только то, что у нее было какое-то смутное предчувствие, что с ней кто-то был, и ее вытащили из машины.
Я отхожу от воды, направляясь к самому эллингу. Изучаю разрушающееся строение, почти с подозрением, потому что, кроме человека, который накачал мою сестру наркотиками, это разрушенное здание — единственный свидетель того, что произошло той ночью.
— Полицейские сказали нам, что камеры эллинга нечего не сняли, — говорю я ЭрДжею.
Мы пробираемся под паутиной, чтобы войти внутрь. Рядом с заброшенным птичьим гнездом камера все еще закреплена на деревянной балке в потолке. ЭрДжей достает свой телефон и прыгает на балку.