Неудачное признание
Шрифт:
Я смотрела на нее невинно и бессовестно гордилась собой.
Ложь имеет свойство связывать по рукам и ногам. И если родители знали, что старшая дочь беременна, то совсем не ведали от кого. В противном случае мама совсем иначе отнеслась бы к статье обо мне и Коэне.
— Как ты смеешь?! — возмутилась Фиви.
— Как и ты... всего лишь предполагаю, — пожала я плечами. — Или ты ревнуешь?
— Нет! — слишком громко и поспешно ответила она. — Я не... Это мерзко.
— Ты права. Нет ничего более мерзкого, чем злые сплетни и нелепые предпoложения, —
Соcтавить компанию баронесса не смогла, сослалась на усталость, долгий перелет в аэродокке, тряску в карете и скучнейшие разговоры с самого утра. Она сбежала, а я, как и хотела, взяла булочки, чай и отлично провела время в беседке у огня. Первый час вспoминая выражение ее лица, второй — с себя. Если бы не Коэн и его нелепая статья, если бы не родители их признание, я бы не смогла с играющей легкостью обставить Фиви. Я бы в целом очень многого не смогла. Так что не было кoщунством вернуться в дом и отправить записку:
«Коэн, продoлжаю благодарить Вас oт всей души. Вы, сами того не ведая, стали моим абсолютным отмщением!»
И уже утром подумала о том, что скоро начну называть его не только пo имени, а еще другом или самым любимым врагом. Коэн Зэнге прислал записку и двадцать два нераспустившихся белых бутона. Ответ гласил «Не спешите», а цветы были столь оригинальны и нежны, что вызвали легкое позеленение у бывшей Феррано. Она огромным соцветиям из ущелья не так поразилась, как им.
— Что-то не так? — спросила я, и Фиви судорожно вздохнула.
— Вероятно, у них раздражающий запах, — предположила мама, когда баронесса поспешила удалиться из столовой.
— Или отправитель, — сказал отец.
Взгляды графа и графини сошлись на мне. Постаралась спрятать ликующую улыбку и как можно невиннее ответить:
— Это всего лишь Коэн Зэнге сожалеет о выходе нелепой статьи. Я еще в раздумьях, сожалеть вместе с ним или радоваться тому, что поток визитеров сократился.
Мне не стоило торжествовать над побегом Фиви. Не прошло и получаса, как за супругой приехал Бомо. Обеспокоенный, он ворвался в дом, поприветствовал дворецкого и пожелал увидеть свою бесценную.
— Она вызвала меня по переговорнику, — летел по холлу его взволнованный голос, и я, подобно баронессе, поспешила уйти. Через кухню, в заднюю дверь, сквозь парк.
— Куда вы, госпожа? — окликнул меня Лавир и, бросив очищаемый им ковер, поспешил за мной.
Дорожка, калитка, скользкая наледь, припорошенная снегом, и я едва не влетела в паренька, что изваянием застыл под фонарем.
— Извините! — прошептала я, заметив лишь русые вихры под вязанной шапкой и полосатый бело-черный шарф проступивший в вороте куртки.
— Не стоит, сам виноват, — ответил он смущенным высоким голосом, а через миг меня от молодого человека отстранили и повели под локоть вниз по улице.
— Вам нужно быть аккуратнее,
— Еще не решила.
— Хорошо, но прежде мы возьмем вам пальто, — сказал Лавир и, сбросив сюртук, накрыл им мои плечи.
Три квартала спустя он толкнул двери в магазинчике женского платья и обратился к миленькой, стремительно мрачнеющей продавщице.
— Добрый день, уважаемая супруга. Прошу простить за визит, я помню, что вы не хотите меня видеть и в одном доме со мною жить. Но моей госпоже срочно нужны теплые пальто и шляпка.
— Может быть, еще сумочку и перчатки подать, чтобы ты их в зубах носил?! — прошипела она, и к нам обернулись другие посетители магазина.
— Будет достаточно ботинок, — вмешалась я в назревающий скандал. — Видите ли, я совсем забыла о сапогах, когда сбежала от мужчины, не разделившего моих чувств. Выдели бы вы, как он опекает мою... то есть свою... — Слова оборвались тяжелым вздохом, который расставил все местам.
Я не собиралась плакать, но всхлип вышел сам собой, искренний и невозможно горький. В считанные минуты я получила одежду, а смущенный Лавир допуск домой.
— Не волнуйтесь, она окончательно простит вас, когда получит нежный белый букет. — Решив, что подарок от Зэнге должен послужить доброй цели, я описала цветы и вознамерилась лишь один бутон оставить себе.
— Похоже на горные скальники, — улыбнулся мой верный сопровождающий. — В гостинице, где я ранее служил, ходила легенда, что степняки преподносят их избраннице. Двадцать два бутона как двадцать две ступени в храме бога. Нераспустившиеся дарят невесте, а полностью раскрытые — жене.
— Что ж, это многое объясняет.
Странный день. уляя по городу, мы зашли в пару-тройку маленьких уютных магазинов и две переплетных мастерских, посидели в тихом кафе на окраине не самой популярной площади, посетили общественный каток. Словом, мы ходили там, где ранее я никогда не была и где меня никто не знал. Но глупое иррациональное ощущение опасности накрывало раз за разом. Причина то ли в предупреждении от князя, то ли в пареньке, чью вязанную шапочку я несколько раз замечала в толпе.
Вернувшись домой, я первым делом отдала Лавиру так называемые скальники, и не успела я рассказать родителям о своем дне, как получила от дворецкого четыре записки из магазинов и мастерских. В них было черным по белому сказано, что заказы уже оплачены и завтра ранним утром прибудут ко мне. Списки товаров прилагались, а имя оплатившего нет. И пока я недоуменно взирала на этот беспредел, в холл ворвался запыхавшийся, красный от бега лакей.
— Госпожа, у меня есть неожиданные новости. Едва мы вышли из магазина моей жены, к ним ворвался некто в полосатом шарфе и пообещал немыслимые деньги за сведения, что вы купили и зачем!