Неудобная правда о взятии рейхстага. Поиск, исследование, реконструкция

Киселев Григорий

Ох, как сильно в этот момент захотелось его красивую физиономию подправить!

Демьян

– Что смешного? – бурчит эта раскрасневшаяся тигрица. Ножом машет и ногой топает. Смешно до ужаса, а еще так же до ужаса мило. Кто бы знал, как я в этот момент кайфую. Даже ссориться с Ветровой приятно. А уж про другие виды “контактирования” совсем молчу.

– Что во фразе “не придумывай” тебе было непонятно?

– Все! Налетел, ничего не объяснил, и вообще,

кто тебе дал право на меня со своими поцелуями накидываться? – чем дальше Анфиса распалялась, тем выше взлетали мои брови. Хотелось жуть как заткнуть этот милый ротик и продолжить начатое, но теперь вот даже любопытно, в чем еще меня обвинят?

В любом случае, что бы девчонка мне сейчас ни говорила и как бы ни “кусалась”, я уже все знаю. Моя мелкая проныра уже все мне по “секлетику” рассказала. А потом, выполнив свою миссию, отвернулась на другой бок и сладко засопела. Предоставила взрослым сами разбираться со своими проблемами, выдав напоследок напутственное:

– Папоська, только не обизай Анфису.

Обижать? И в мыслях не было. Гадом буду, если после всего обижу ее. Такую хрупкую, живую, настоящую. За всей этой бравадой прячется нежная куколка, у которой душа, как пушинка.

Однако это не исключает того, что я могу ее дразнить и задирать. В таком положении вещей – это святое. Тем более, слишком мило Ветрова бесится.

– Я накидываюсь? – улыбаюсь я, заслужив шипение в ответ. – По-моему, ты что-то путаешь.

– Ах, так?

– Так. Я же тебя предупредил, тут пощечиной не отделаешься. Так что если кто во всем этом и виноват, так это… ты, – прошептал с улыбкой и подошел к девчонке, подцепив пальцами ее за подбородок. – Признаете свою вину, госпожа Ветрова?

– Ч-что?! Да я! Да ты! – хватает ртом воздух возмущенно. – Р-р-р! – выдав в конце концов.

– Содержательно, – подмигиваю. А Фиса хмурится. Щеки дует и кошкой шипит. Пальцы свои изящные на моем запястье сжала, отодвигая мою руку.

Укусить ее хочется за нос ее вредный, курносый, победно задранный. Напридумывала себе невесть чего за жалкие минуты и обиделась. Я не пойму, жизнь у меня запрограммирована, что ли, на таких женщин? Мать, Ника, теперь вот Фиса – вся золотая троица, те еще фантазерки. Простое: выслушай меня, потом будешь делать выводы – не в их характере.

– Закончила?

– Что?

– Вредничать. И накручивать себя. Готова меня выслушать?

– Я себя не накручиваю. И вообще, ты должен был быть на свидании со своей кур... Камилой! Какого черта притащился к нам?

Не закончила. Чувствую, нелегкая у меня будет жизнь бок о бок с такой избранницей. Но я впервые четко понимаю, что готов бороться. Со всеми вокруг и даже с ней самой. Ее взрывным нравом и полным отключением логики и здравого смысла в особо важные моменты. Тем более, мне не привыкать, у меня у самого вон такой же маленький картавый экземпляр растет.

– Мог бы и не приходить, – “кусается” Ветрова тихо. Будто произносит это “для галочки”, а сама-то думает совершенно о другом. Я знаю, чувствую, и меня не переубедить.

–

А что, помешал?

– Да!

Отшатывается от меня, разворачивается спиной, пряча взгляд, и суетливо наводит порядок на кухонном гарнитуре. Дрожащими руками бесцельно перекладывая с места на место грязную посуду. Готов поспорить, что просто прячет от меня свою нервозность. Дурочка моя. Почему я стою и улыбаюсь?

– Кхм, так ты кого-то ждала?

– Ждала! – ляпнула коза.

– Пока моя дочь спит в гостиной, ты тут кого-то в гости ждала? Ночью? И кого же? – в груди острой иглой кольнула ревность, правда, едва-едва. Я тут же отодвинул это скверное, разъедающее чувство на задний план. Идиотом надо быть, чтобы не понять, что девчонка просто бесится.

– Не твоего ума дело. Тебе, значит, можно с невестой свидания устраивать, а я чем хуже?

– Хуже? Наоборот. Ты в тысячи раз лучше, Фис, – сказал я.

Девчонка на мгновение замерла. Плечи напряглись. Но это был лишь момент слабости, потом она с еще большей прытью продолжила передвигать тарелки.

– Ладно, тогда, может, мне уйти? – спрашиваю и замираю. Игры играми, а услышать “да” было бы больно.

Но Ветрова молчит. И вот вроде выгнать меня пытается, а сама бутерброды готовит и кофе в турке варит. Кофе в одиннадцатом часу ночи? Я же говорю: полное отключение нейронных связей. Моя наивная коза.

В общем, слушать меня отказывались напрочь. И я уверен, даже если бы я прямо в этот момент заявил громкое “я тебе люблю”, она бы просто пропустила мимо ушей. У них с Доминикой разум напрочь перекрывают эмоции, и пытаться им в такие моменты что-то объяснить – это как головой в стену долбиться. Толку ноль, себе же хуже.

Хорошо. Я умею ждать.

Я оглянулся, рассматривая небольшую, светлую уютную кухню. Белые стены, желтый солнечный гарнитур, цветочки в зеленых горшках на подоконнике, и в тон к ним небольшой круглый столик, на котором стояла кружка с остывшим чаем. Но внимание мое привлекла не она, а раскрытый блокнот. А если еще точней – рисунок, карандашный набросок.

Пока Анфиса была увлечена своим “психованием” я подошел к столу и взял блокнот в руки, рассматривая. Сердце сжалось, и на душе стало невообразимо тепло. А по рукам пошли, кажется, те самые мурашки, о которых так любят говорить в глупых книжках. Мне казалось это совсем не “мужская” история. Я ошибался. Одного взгляда на сделанный с такой любовью рисунок хватило, чтобы в груди защемило.

– Фис.

– М-м? – промычала девчонка, оборачиваясь, заметив блокнот у меня в руке. Щеки ее начали стремительно заливаться нежно-розовым румянцем, а взгляд трансформировался в испуганный, как будто у меня в руке не бумага, а бомба замедленного действия. Ветрова тут же дернулась вперед в попытке выхватить его у меня из рук, но я отвел руку и в последний момент перехватил ее за талию, наступая, оттесняя ее к стене и зажимая, не дав возможности сдвинуться с места.

– Отдай, – прозвучало возмущенное, – это мое.