Неугомонная мумия
Шрифт:
Мсье де Морган добродушно рассмеялся:
– Ничего страшного, petit chou, если тебе наскучат папины раскопки, ты можешь всегда приехать ко мне. Завтра я начинаю прокладывать в пирамиде новый туннель, который наверняка выведет к погребальной камере.
У Эмерсона исказилось лицо. Перехватив мой взгляд, он задушенно пробормотал:
– Прости меня, Амелия, я должен... должен...
После чего вскочил и исчез за углом дома.
– Мне пора идти, мадам Эмерсон. – Мсье де Морган поднялся следом. – Я хотел лишь сообщить вам о находке и передать прощальный
– Чудесно! – искренне воскликнула я. – То есть... я рада, что она оправилась и может продолжить путешествие.
– Я предвидел вашу реакцию, – расхохотался француз. – Вы знаете, что ее зверь все-таки сбежал?
– Правда?
Последние несколько минут из дома доносились приглушенная возня и рычание. Де Морган хитро улыбнулся:
– Истинная правда. Видимо, воры по ошибке открыли клетку. Ну ладно, по сравнению с остальным это сущая мелочь.
– Безусловно! – прокричала я, стараясь перекрыть жалобный вой недовольного арестом львенка.
Улыбаясь как последний идиот, мсье де Морган отбыл восвояси, а я отправилась на поиски Эмерсона. Трудно сказать, что общего он нашел между фундаментом дома и мсье де Морганом, но, видимо, что-то нашел, раз с такой энергией колошматил по ни в чем не повинному камню. Пришлось остудить его и проводить на раскопки.
Остаток дня прошел спокойно.
Вечер мы провели в гостиной. Бастет исполняла роль пресс-папье, сидя на бумагах Эмерсона. Он задумчиво изводил бумагу, описывая дневные находки. Львенок с наслаждением жевал шнурки его ботинок. Рамсес во дворе упражнялся в арабском, разговаривая с сыновьями Абдуллы.
– Пора спать, Рамсес, – окликнула я его.
– Да, мамочка. – Он распутал поводок, которым львенок спеленал ноги его родителя. – Я выгуляю льва, а потом пойду спать.
– Уж не думаешь ли ты, что с этим животным можно обращаться так же, как с собакой?
– Насколько мне известно, такой эксперимент никогда не проводился. Я считаю, стоит попробовать.
– Хорошо. Только, прошу, перед сном посади льва в клетку. И убедись, что дверца надежно заперта...
– Да, мамочка. Мама...
– Что, Рамсес?
Его темные глаза были устремлены на меня.
– Мне хотелось бы сказать, что я очень ценю твое отношение к львенку. И постараюсь найти способ выразить тебе свою благодарность.
Я вздрогнула.
– Нет, Рамсес, нет! Мне приятно слышать твои слова, но лучший способ выразить свою благодарность – это быть хорошим мальчиком и всегда слушаться маму.
– Да, мама. Шпокойной ночи, мама. Шпокойной ночи, Джон. Шпокойной ночи, Бастет. Шпокойной ночи, папа.
– Спокойной ночи, мой мальчик, – рассеянно отозвался Эмерсон. – Приятных снов.
После того как Рамсес ушел, а Джон спрятал поднос с черепками в хранилище, Эмерсон с упреком посмотрел на меня:
– Рамсес повел себя очень благородно, он фактически принес тебе извинения, а ты...
– По-моему, извинениями тут и не пахнет. А когда Рамсес предлагает свои услуги, у меня кровь стынет в жилах.
Эмерсон
– Амелия, я тебя не понимаю. Бог свидетель, ты прекрасная мать...
– Пытаюсь ей быть.
– Прекрасная, дорогая моя, прекрасная. Рамсес тому свидетельство. Но ты не можешь более... более...
– Что «более», Эмерсон?
– Быть более ласковой?.. Ты все время одергиваешь бедного мальчугана.
– Ты же знаешь, я не люблю демонстрировать свои чувства.
– У меня есть все основания этому не верить... – И Эмерсон послал мне многозначительный взгляд.
– Это совсем другое дело. Разумеется, я люблю Рамсеса, но из меня никогда не выйдет одна из тех безумных мамаш, что обожествляют собственное чадо и квохчут над ним днями напролет.
Тут вернулся взволнованный Джон:
– Мадам, во дворе лежит огромный-преогромный ящик! Что мне с ним делать?
– Наверное, это ящик баронессы. Видимо, люди де Моргана просто бросили его и уехали. Какая досада! Как быть, Эмерсон?
– Выбросить эту чертову штуку!
– Нет, положим его вместе с другими. Пойдемте, Джон, я отопру хранилище.
Луна еще не взошла, но лакированная поверхность ящика тускло поблескивала в бриллиантовом свете звезд. Я отперла дверь, и Джон поднял гроб с такой легкостью, словно он был сделан из бумаги. Мне это напомнило одного шарлатана-итальянца по имени Бельцони, который когда-то жонглировал в цирке гирями, а потом обратился к археологии. Он одним из первых начал вести раскопки в Египте, но его методы вряд ли можно назвать научными, ибо, помимо прочих грехов, он использовал порох, чтобы проложить путь внутрь пирамид.
Гробов в хранилище хватало, и нам пришлось подвинуть несколько штук, чтобы найти место для нового. Возможно, разумнее было бы открыть другую комнату, но я всегда предпочитаю, чтобы однородные предметы хранились вместе.
– Мадам, мне не пора шпионить за братом Хамидом?
Я снабдила Джона обещанной маскировкой. Запасной халат Абдуллы едва прикрывал ему колени, и грубые английские башмаки в сочетании с арабским одеянием смотрелись довольно своеобразно. Джон предложил прогуляться босиком, но я воспротивилась. Еще наступит на колючку и своим воплем спугнет Хамида. Обмотав голову Джона тюрбаном, я отступила, дабы оценить свое творение.
Джон выглядел... гм... живописно. На египтянина он точно не походил. Скорее уж на того пройдоху Бельцони. Но делать нечего, я отправила Джона на задание, а сама вернулась к Эмерсону. Мой любопытный супруг поинтересовался, куда это намылился Джон, но я легко отвлекла его от этой щекотливой темы.
4
Спала я лишь несколько часов. Очнулась от яростного стука в дверь. На этот раз никаких ловушек в виде противомоскитных сеток не было, я без труда выскочила из постели и схватила зонтик с твердым намерением проучить негодяя, что разгуливает по ночам и мешает наслаждаться благословенным отдыхом. Голос, выкрикивавший мое имя, показался мне знакомым.