Неугомонный
Шрифт:
— Какую же деталь?
Хокан фон Энке отставил пустую чашку. Словно собрался с духом. Валландер меж тем вспомнил рассказ Германа Эбера о другом русском перебежчике по фамилии Киров.
— Это была женщина, — сказал фон Энке. — Рагулин слыхал, что шведский шпион — женщина.
Валландер молчал.
Мыши тихонько грызли стены охотничьего домика.
32
На подоконнике стояла бутылка с недостроенным корабликом. Валландер обратил на него внимание, когда
— «Санта-Мария», — сказал фон Энке. — Каравелла Колумба. Помогает мне отвлечься от мыслей. Этому искусству меня научил старый кадровый судовой механик, у которого возникли проблемы с алкоголем. Держать его на корабле стало невозможно. И он слонялся по Карлскруне, ругательски ругая все и вся. Но, как ни странно, он владел искусством строить такие вот корабли в бутылках, хотя руки, понятно, слишком тряслись. А у меня нашлось время заняться этим только здесь, на острове.
— На безымянном острове, — сказал Валландер.
— Я зову его Блошер. Надо ведь как-то называть. Блокулла и Бло-Юнгфрун уже заняты.
Они опять сели у стола. Словно по молчаливому уговору продемонстрировали один другому, что сон подождет. Начатый разговор необходимо продолжить. Валландер понял, что настал его черед. Хокан фон Энке ждал вопросов.
Для начала он вернулся к исходной точке.
— На ваше семидесятипятилетие, — сказал он, — вы захотели поговорить со мной. Но я так и не разобрался, почему вы решили рассказать об этих событиях именно мне. И в общем-то мы ни к чему не пришли. Я много чего не понял. И до сих пор не понимаю.
— Я подумал, что вы должны знать. Мой сын и ваша дочь, наши единственные дети, надеюсь, проживут вместе всю жизнь.
— Нет. Того, что вы сейчас говорите, для ответа недостаточно. Была еще какая-то причина, я уверен. Вдобавок вы не рассказали всей правды, что очень меня возмутило, и я обязан поговорить с вами об этом.
Фон Энке недоуменно смотрел на него.
— У вас с Луизой есть дочь, — продолжал Валландер. — Сигне. Она живет в «Никласгордене». Как видите, мне даже известно, где она находится. О ней вы словом не обмолвились. Даже сыну.
Хокан фон Энке смотрел на него, прямо-таки окаменев на стуле. Этого человека редко застают врасплох, подумал Валландер. И сейчас он по-настоящему растерялся.
— Я был там, — продолжал Валландер. — И видел ее. Кроме того, я знаю, что вы регулярно ее навещали. Приезжали даже накануне своего исчезновения. Конечно, мы можем пойти по пути умалчивания правды, чтобы этот разговор
Валландер наблюдал за фон Энке: интересно, почему тот вроде как колеблется.
— Вы, конечно, правы, — наконец сказал фон Энке. — Дело в том, что я привык постоянно отрицать существование Сигне.
— Почему?
— Ради Луизы. Она всегда странным образом чувствовала себя виноватой перед Сигне. Хотя это не родовая травма и не обусловлено чем-либо, что Луиза делала во время беременности, ела или пила. Мы никогда не говорили о дочери. Для Луизы Сигне просто не существовала. Но не для меня. Я всегда мучился, оттого что не могу ничего сказать Хансу.
Валландер молчал. И Хокан фон Энке вдруг понял почему.
— Вы ему рассказали? Это было необходимо?
— Я полагал нечестным не сообщить ему, что у него есть сестра.
— Как он воспринял это известие?
— Возмутился, что, конечно, легко понять. Он чувствовал себя обманутым.
Хокан фон Энке медленно покачал головой.
— Я дал слово Луизе и не мог его нарушить.
— Вообще-то вы должны сами поговорить с ним об этом. Или не касаться этой темы. Что подводит меня совсем к другому вопросу. Что вы делали в Копенгагене несколько дней назад?
Хокан фон Энке искренне изумился. Валландер почувствовал, что вот сейчас получил в беседе преимущество. Дело лишь в том, как им воспользоваться, чтобы заставить визави говорить правду. Вопросов-то еще много.
— Откуда вам известно, что я был в Копенгагене?
— Пока не стану отвечать.
— Почему?
— Потому что как раз сейчас ответ значения не имеет. К тому же вопросы задаю я.
— Мне надо понимать так, что я подвергаюсь самому настоящему допросу?
— Нет. Но не забывайте — своим исчезновением вы нанесли своему сыну и моей дочери огромную травму. Я из себя выхожу при мысли о том, как вы себя повели. Успокоить меня можно одним-единственным способом — правдиво ответить на мои вопросы.
— Я попробую.
Валландер сделал новый выпад:
— Вы контактировали с Хансом?
— Нет.
— Но собирались?
— Нет.
— Что вы там делали?
— Снимал деньги.
— Вы же только что сказали, что не контактировали с Хансом. Насколько мне известно, именно он занимался вашими и Луизиными сбережениями?
— У нас был счет в Данске Банк, который мы оставили в своем распоряжении. Выйдя в отставку, я несколько раз консультировал одного из производителей вооружения для боевых кораблей. Гонорар выплачивался в долларах. Разумеется, в известном смысле обман налогового ведомства.
— О каких суммах идет речь?
— По-моему, это не имеет значения. Если, конечно, вы не намерены заявить на меня за уклонение от налогов.
— Против вас есть подозрения посерьезнее. Отвечайте на вопрос!