Неукротимое томление
Шрифт:
Мысль о Делии, лежащей в его постели и рожающей ему сыновей, вызвала какое-то шевеление в его чреслах. Это было уже не впервые, но быстро проходило — из-за проклятого чувства вины, которое тут же обрушивалось на него. Он не мог так обидеть, так предать Мэри. Он понимал, что никогда не сделает этого, ибо Мэри глядит на него с небес.
Нэт решил подумать о чем-нибудь менее болезненном. Например, о забое скота. Это придется сделать на следующей неделе. Надо запастись свининой на зиму и успеть до снега вывезти полоску скошенного
Тут он увидел полковника Бишопа: тот направлялся к ним от лагеря Мерримитинга, расположенного в трех милях от них на другой стороне холма. Полковник шел быстро, размахивая руками, в одной из которых он держал мушкет. Нэт сегодня мушкета не взял, но почему-то подумал, что зря этого не сделал. Он не знал почему, может, из-за того волка, который завыл опять. Нэт посмотрел на своего напарника; тот сидел по другую сторону костра. Он тоже чувствовал что-то необъяснимое, но теперь задрожал Нэт.
Неожиданно послышался тихий свист. Полковник Бишоп взмахнул руками и повернулся, но тут же упал лицом на землю. Секунды две все было тихо... потом лес наполнился пронзительными криками, устрашающими возгласами и воплями ужаса.
Нагие и разрисованные, со с стрелами и томагавками, дикари абенаки выскочили из леса, как осы из потревоженного улья. Нэт похолодел, увидев, как один из дикарей снимает скальп с полковника. Вдруг дикарь дернулся и выронил нож из рук. Истерический смех застрял в горле Нэта при виде изумленного лица дикаря, но в ту же минуту парень из Топшема упал к его ногам: томагавк почти отделил его голову от тела.
«Боже! — подумал Нэт, охваченный ужасом. — Смерть неминуема».
Он потянулся за топором, воткнутым в землю в нескольких шагах от него.
Но не успел. Индеец наткнулся на топор, выдернул его из земли с громким победным криком и передал тому, кто бежал следом за ним. К военным кличам присоединилась ружейная пальба, и над лагерем поднялись клубы порохового дыма. Нэт все еще слышал безумные крики своего напарника. Обернувшись, он заметил, как высокий обнаженный абенаки метнул в несчастного боевую дубинку... Нэт бросился бежать.
Ужас вытеснил воздух из его легких и затмил его глаза. Он несколько раз поскользнулся. Нэт метался по лагерю, пытаясь отыскать сложенные еловые бревна, чтобы укрыться за ними — он ясно видел их всего несколько минут назад. Позади он слышал шаги бегущего человека, чувствовал у себя на шее его горячее дыхание.
«Смерть, — пронеслось в его сознании. — Сейчас я умру».
Нэт попытался бежать быстрее, но его деревянная нога подвернулась, и он почувствовал дикую боль в шее и затылке. Он обернулся, вскинув руки, и начал падать — назад, вниз в черноту...
***
Пламя лизало крышу дома, окутанного клубами дыма. Ржание лошадей, охваченных паникой, превратилось в дикие вопли, когда несчастным животным вспарывали горло ножом для снятия
Они попытались бежать, но не добежали и до ограды сада: их схватили дикари. Индейцы забавлялись, окружив их, угрожая им ножами и перебрасывая томагавки с руки на руку. Металл влажно поблескивал, в нем отражалось пламя пожара.
Элизабет прижалась к Делии, все еще заслоняя руками живот.
— Ребенок, — бормотала она. — О Боже, не дай мне потерять ребенка... Делия обняла ее и прижала к себе. Она не заметила, что так и держит полный подол яблок.
Дикари были даже без набедренных повязок. Морды оскалившихся волков красовались у них на груди. Индейцы разрисовали лица по-разному. Щеку одного пересекали красные полосы, напоминающие раны, из которых струится кровь. Другой, изображая сову, вымазал лицо желтой краской, а глаза обвел белым. Пламя бросало блики на их обнаженные, натертые жиром бронзовые тела. Он них исходил сладковатый запах, как от масла, слишком долго пролежавшего на солнце.
Сквозь рев бушующего пламени Делия различила удары сигнального колокола в крепости. Вдруг один из мужчин направился к ним — высокий, широкоплечий, в ожерелье из странных бусин. Он усмехнулся, обнажив белые зубы, и обратился к ним с небольшой речью.
Делия с трудом заставила себя заговорить.
— Я не понимаю. Я не говорю на языке абенаки.
Он вскинул руку и прижал острие ножа к ее шее так сильно, что порезал кожу. Она почувствовала, как заструилась кровь, но заставила себя посмотреть индейцу в лицо, не показывая страха. У него был сломанный нос и черные, как обсидиан, безжалостные глаза.
Рука, поддерживающая подол юбки, наполненной яблоками, опустилась, и они посыпались на землю. Индеец отступил на шаг, коротко рассмеялся и поддел одно яблоко ножом. Когда он вонзил в него зубы, они снова блеснули на солнце.
Другой рукой он схватил Элизабет за волосы и что-то снова сказал своим гортанным голосом. Дикари рассмеялись и заулюлюкали.
Элизабет вскрикнула, как умирающее животное, и глаза у нее округлились. Делия вцепилась ногтями ей в руку.
— Только не дергайся. Если дернешься — они тебя оскальпируют.
На их колчанах и на рукоятках томагавков висели свежие скальпы, такие свежие, что с них еще капала кровь. Один очень напоминал рыжеватые волосы Нэнси Севалл.
От реки донесся высокий вопль. Видимо, это был какой-то сигнал, потому что в тот же миг игра, если это была игра, закончилась. Женщин привязали и уволокли в лес.
Они бежали долго, так долго, что уже не хватало воздуха, легкие горели. Делия беспокоилась, что этот бег повредит ребенку Элизабет. Время от времени она оборачивалась, посмотреть, что с Элизабет. Но ее тут же дергали за веревку так сильно, что казалось, руки вот-вот выскочат из суставов.