Неукротимый голод
Шрифт:
Добравшись до своей квартиры, она сунула руку в карман, вытащила потертую карточку-ключ и помахала ею перед считывающим устройством на дверном косяке. Дверь со свистом распахнулась.
Оказавшись внутри и закрыв за собой дверь, Шей, спотыкаясь, добралась до своего тюфяка и чуть не упала на него, не думая, что сможет подняться обратно. Она, конечно, не планировала вставать в ближайшее время. Каждый ее мускул горел от напряжения, и впервые за долгое время Шей чувствовала невероятную слабость, как моральную, так и физическую.
Скинув куртку, она бросила ее рядом. Рубашка липла к телу, пропитанная
— Черт, — пробормотала она, подтягивая штанины. Ступни и лодыжки распухли настолько, что границы между ними словно стерлись, а кожа была покрыта мозолями. Яркие красные линии рассекали плоть, оставляя следы вдавленных носков и ботинок. В нескольких местах, судя по всему, уже начали образовываться волдыри.
На мгновение Шей могла только смотреть на свои ноги. Боль пульсировала в них, словно у них появилось собственное сердцебиение.
— Что я делаю, детка? Как мы выживем? — слова вырвались непроизвольно, но они были правдой.
Как я могла подумать, что справлюсь с этим самостоятельно?
Гнев, разочарование и беспомощность нахлынули на нее и сдавили горло, заставляя бороться за каждый вдох.
Что бы подумал папа, если бы увидел меня сейчас?
Что-то пощекотало ей щеку, и Шей смахнула это пальцами. Она вздрогнула, когда поняла, что это было — слезы. Она плакала. Когда она в последний раз плакала?
Шесть лет назад, когда моя мать…
Упала еще одна слеза, за ней другая и еще одна. Начавшись, они уже не останавливались. Шей опустила голову в знак поражения и заплакала, прерывисто дыша между всхлипами.
— Что мне делать? — спросила она хриплым от эмоций голосом. — Я едва могу позаботиться о себе. Как я собираюсь позаботиться и о тебе тоже? Как я могу дать тебе все, что ты заслуживаешь? Потому что я чертовски уверена, что ты заслуживаешь больше чем это.
Слезы капали с ее подбородка, но она не обращала на них внимания, баюкая свой живот.
После смерти отца Шей решила, что может позаботиться о себе сама, что ей никто не нужен. Даже ее мать. Это была ложь, и эту ложь она носила с собой годами. Долгое время у нее все было хорошо — не то чтобы большая часть того, что она делала, чтобы выжить, было особенно приятным. Но прямо сейчас… Прямо сейчас она чувствовала, что ей действительно нужен кто-то. Она ощущала… одиночество. Она была напугана — напугана за себя и за своего ребенка, и она знала, что не может продолжать так жить. Сейчас ей нужно было беспокоиться не только о себе. Внутри нее росла жизнь.
Что со мной происходит?
Эта мысль вырвала у нее новый всхлип и заставила заплакать еще сильнее.
Если со мной что-нибудь случится… что будет с моим ребенком?
— Я что-нибудь придумаю, — сказала она, поглаживая себя по животу и шмыгая носом. — Я клянусь, я обещаю
Если бы только она знала, как это сделать.
ПЯТЬ
Драккал, прижав кулаки к бокам, осторожно приближался к мастерской Аркантуса. В его душе разгоралась буря эмоций: фрустрация, разочарование, беспокойство, похоть и крошечный, но настойчивый проблеск надежды слились в единое целое, затуманивая разум и делая рациональное мышление почти невозможным. В этот момент именно фрустрация держала верх.
Каким-то образом он сохранил достаточно силы воли, чтобы сопротивляться самому разрушительному из своих порывов — например, провести жесткими когтями протеза по стене, делая глубокие выбоины в материале, или врезаться бронированным плечом в дверь, сгибая металл и ломая дверь с петель, или колотить кулаком по стене, пока рука не онемеет и не начнет кровоточить. Ничто из этого не принесло бы никакого облегчения, кроме временного, в конечном счете незначительного катарсиса, избавления от толики пылающей, голодной энергии, бурлящей в его теле.
Он зарычал. Он был так близко. Так чертовски близко.
Его тело отреагировало на терранку, инстинкты активизировались в тот момент, когда он обернулся и обнаружил, что запах «сандринкер» в воздухе не был плодом его воображения, что она была там, что она прикасалась к нему. Он мог бы сохранить контроль, если бы все пошло по-другому. Он мог бы сохранить контроль, если бы она не убежала.
Ее бегство пробудило инстинкты, которые Драккал не мог игнорировать, разожгло желание до лихорадочного накала. Его мышцы налились, вместе с членом, чувства обострились. У него не было выбора, кроме как сдаться, не было выбора, кроме как пуститься в погоню.
Таковы были последствия — вся эта сила, вся эта энергия, весь этот жар, и все впустую. Приз, на который он должен был претендовать, был потерян. Облегчение, которое он должен был получить, было вырвано у него из рук. И его тело отказывалось расслабляться, его кровь отказывалась охлаждаться.
Она не исчезнет снова. Я не позволю.
Драккал зарычал, когда подошел к двери мастерской. Инстинкты требовали, чтобы он вернулся туда и продолжил поиски своей земляночки, своей пары, но он знал, что это не тот способ найти ее сейчас. Любой след, по которому он мог идти, остыл. Но была надежда — он просто не мог воспользоваться ею в одиночку.
Осознание этого было горьким, еще больше запутывая водоворот эмоций, захлестнувших его.
Напрягая мышцы правой руки, он нажал кнопку доступа на стене.
Дверь свободно открылась. Он не мог отрицать укол разочарования из-за того, что не было повода взломать ее.
Когда Драккал вошел в мастерскую, его ноздри раздулись от тяжелого выдоха, который никак не помог ему выразить свое разочарование или ослабить стеснение в груди.
Аркантус сидел за своим столом, откинувшись на спинку стула, положив кибернетические ноги на столешницу и сложив такие же протезные руки на животе. Он отвел свое внимание от голографических дисплеев и встретился взглядом с Драккал.