Неуловимая подача
Шрифт:
– Я-то думал, ты будешь в своем номере искать вдохновение в одной из тех кулинарных книг, с которыми путешествуешь.
Она кивает в сторону летней луны, виднеющейся вдалеке над городской чертой.
– Это очень вдохновляет.
Она не ошибается. Здесь потрясающе.
И вид, и девушка, на которую мне не надо бы смотреть.
Я бросаю полотенца на ближайший шезлонг и краем глаза наблюдаю, как Миллер начинает вставать, вынимая ноги из воды, а мой взгляд блуждает по каждому дюйму ее мокрой кожи.
– Куда ты собралась?
Она
– Отдаю тебе бассейн. Я подумала, что ты захочешь, чтобы он был только для тебя.
– Лучше останься.
Так… Понятия не имею, зачем я это предложил.
Она колеблется, но не отвечает. Просто садится на свое место, снова погружая накрашенные красным лаком пальцы ног в воду.
Стягивая через голову рубашку, я бросаю ее на стул и поправляю пояс на плавках. Я замечаю, как зеленые глаза Миллер, не торопясь, отслеживают с другого конца бассейна каждый изгиб моего живота и груди.
Прошло так много времени. Так чертовски много времени с тех пор, как я замечал адресованное мне внимание женщины. Так много времени с тех пор, как на меня смотрели так, что я чувствовал себя мужчиной, а не просто чьим-то отцом. Я прихорашиваюсь под ее взглядом, моя грудь расширяется от внимания.
– У тебя есть татуировки.
Это не вопрос, а утверждение, и в ее тоне звучит удивление.
Проследив ее взгляд, брошенный на мою грудную клетку и бедро, я замечаю, что она рассматривает татуировку.
– Я всегда думала, что ты осуждаешь меня за то, что они у меня есть.
Черт подери. Я ее осуждал? Может, и да, но дело не в том, что у нее татуировки или кольцо в носовой перегородке, или в том, как она выглядит. Я полагал, что если за моим сыном когда-нибудь будет присматривать женщина, она будет милой старушкой, поднаторевшей в рукоделии и садоводстве. Я не ожидал встретить сквернословящий фейерверк, который к тому же будет крутым профессионалом на кухне.
– Не-а. Мне нравятся твои татуировки. Они тебе идут. – Миллер поджимает губы. – Но ты пьешь в девять утра! Я осуждал тебя за это.
Она посмеивается, и ее хриплый смех – последнее, что я слышу, прежде чем нырнуть с головой в бассейн. Я проплываю до мелкого места, где она сидит, выныриваю из воды и оказываюсь примерно в футе от нее. Провожу рукой по волосам, чтобы убрать их с лица.
– Боже милостивый, Кай. Неудивительно, что у тебя есть ребенок. От одного взгляда на тебя любая женщина могла бы забеременеть.
Я выдавливаю из себя смешок.
– Пожалуйста, давай не будем шутить о том, что кто-то может снова забеременеть. Я очень стараюсь вырастить одного ребенка. Со вторым я не справлюсь.
Она выпрямляется.
– О чем это ты?
Уже слишком поздно начинать этот разговор. Я изрядно устал. У меня все болит. Мой разум чересчур измучен, чтобы думать о чем-то другом, кроме как расслабить плечи и упасть в постель. Через несколько часов мне придется вставать с Максом,
Дочь Монти. Сногсшибательная дочурка Монти.
С этой мыслью я ныряю под воду и снова проплываю вдоль бассейна, растягивая плечо и надеясь, что расстояние между нами поможет мне забыть, насколько красива эта женщина.
Но и с закрытыми глазами я вижу только ее и, вынырнув на мелководье, чтобы глотнуть воздуха, обнаруживаю, что она сидит, опираясь на ладони, и я знаю, что этот образ еще долго не покинет мой разум.
– Ты уже должен бы понять, что игнорирование не заставит меня забыть то, что я хочу сказать, Кай. – Ее тон ровный и уверенный. – Ты потрясающий отец. И если кто-то должен тебе об этом сообщить, я это сделаю.
Я ей не верю, но спорить бессмысленно.
– Спасибо.
– Кто за ним сейчас присматривает?
– Исайя.
– Где его мама?
У меня вырывается удивленный смешок, и я на мгновение ныряю под воду, чтобы сориентироваться и найти, что ответить.
– Поздновато для таких разговоров, тебе не кажется? – вот что я говорю, когда выныриваю обратно.
– Не-а. Думаю, сейчас самое подходящее время.
Я отворачиваюсь от нее и начинаю плавать взад-вперед. Отсюда, сверху, открывается потрясающий вид на весь раскинувшийся под нами город. Ночь теплая, вода успокаивает, и от этой почти обнаженной женщины у меня развязывается язык.
– Я бы предположил, что в Сиэтле. Но не уверен.
Не успев опомниться, я слышу тихий всплеск – это Миллер входит в воду позади меня. Она подплывает к тому месту, где я стою, затем выбирается и усаживается на выступ, заставляя меня смотреть на нее.
Заставляя. Я мысленно смеюсь. Для меня большая честь наблюдать за Миллер Монтгомери в купальнике, с которого стекает вода.
Ее голос звучит мягче, чем обычно.
– Что случилось?
Вода стекает по ее телу, часть ее попадает между грудей, и мое внимание приковано к ней. Она тоже это знает и, как сексуальный гипнотизер, придвигается чуть ближе и снова спрашивает:
– Что случилось с мамой Макса?
– Ты используешь свое тело, чтобы отвлечь меня?
– Это действует?
Я провожу ладонью по лицу, потому что да, это действует. Даже слишком хорошо, черт возьми.
– Она… я с ней случайно познакомился, когда играл в Сиэтле. Встретил ее в местном ресторане, который часто посещала команда. Эшли была нашей официанткой. Между нами никогда не было ничего серьезного, и все закончилось, как только я подписал контракт с «Чикаго». Просто интрижка, по крайней мере, я так думал. Осенью я переехал на Средний Запад, а примерно через год она объявилась в моей квартире с моим полугодовалым сыном на руках.