Неупиваемая чаша
Шрифт:
Помолчав, он тихо продолжил:
– Возвращаясь на рассвете со свидания, я почти столкнулся с волочившими «Бенца» из подъезда милиционерами. Заломив руки, под истошный плач матери, его затолкали в машину. Дали ему семь лет, и в тюрьме Коля повесился. Гарсон, – остановил Фред проходившего официанта,– двести водки. Поминальное…
– Всё так серьезно? – поежился я.
– То было десять лет назад. На дворе 88-й, но за валюту и сейчас впаяют по полной. Я очень рассчитываю на Москву, там вполне официально можно многое… Однако мы предполагаем, а Господь располагает. Оттуда собираюсь
– Мог бы найти поопытней… в саду такие «зубры».
– Телята они, а не «зубры». Каждый имеет где-то небольшую кормушку, кто в книжных, кто в том же «Обществе» или на базе. Таскают помаленьку и наценивают по максимуму. На масштаб не тянут.
– А что нужно для масштаба?
– Главное, свобода передвижения, а еще – не жадничать и не бояться: времена уже другие…
– Мне кажется, дураков среди них нет, и ситуацию наверняка просекают.
– Просекают… – ухмыльнулся Фред, – но потихоньку где-то трудятся, и привычный дополнительный «гешефт» их вполне устраивает. Это я – свободный белый человек. Других таких здесь нет.
Похоже, «поминальное» подействовало, и я решил этим воспользоваться:
– Коль взялся помогать, «каналами», надеюсь, поделишься?
– Извини, но я не настолько тебя знаю, чтобы подставлять своих людей, – он внимательно смотрел на меня, и хмеля – ни в одном глазу. – Удочку, пусть короткую, ты получил, а рыбу учись ловить сам. Дальнейшие наши контакты будут зависеть от твоих успехов.
«На кривой козе не объехать…», – напросился очевидный вывод.
– Объясни, – вновь расслабился он, – как ты умудрился столько прочесть? Да еще и полными собраниями.
– Одно время на Урале даже заведовал избой-читальней, – горделиво похвалился я.
– Просвещал, значит, аборигенов, – хмыкнул Фред. – Что-то на тебя не похоже…
– Мы строили там дорогу к новому месторождению и на зиму перебазировались в большой поселок. В общаге жить я не захотел, снимал комнату у местного участкового…
– Любишь читать? – поинтересовался тот, заметив на моем столе стопку литературных журналов, и рассказал:
– В прошлом году возле поселка закрыли две колонии и в штабную избу свезли книги. Могу показать – ключи у меня.
В воскресенье на мотоцикле с коляской мы подъехали к стоявшему на отшибе дому. Увиденное убило: одна из трех комнат до потолка как попало была завалена книгами.
– Николай, как же так, в поселке нет библиотеки, а здесь такое богатство пропадает?
– Никому не нужно… – проникся он моим огорчением, – надо же еще и разбираться в этом.
– Я бы взялся, вечерами и по воскресеньям, но кто мне даст материалы на стеллажи, да и печка, похоже, не фурычит.
– Ты серьезно? – удивился он и, подумав, предложил:
– Едем к «царице Тамаре», она всё может.
– Что за царица такая? – спросил я, усаживаясь за его спиной.
– Директор школы, Тамара Автандиловна. Тетка пробивная и очень уважаемая.
Мы подъехали к ухоженному домику, и на стук вышла грузная женщина лет пятидесяти. Услышанным она заинтересовалась, уселась в коляску и приказала:
– Почему мне ничего не сказал?! – расстроенная открывшейся картиной, накинулась она на лейтенанта. – Варвары!
– Имущество не поселковое, – оправдывался он.
– Было ваше – будет наше, – заключила «царица» и обратилась ко мне:
– Ты действительно сможешь всё это разобрать? Как надо…
– Если будут материалы и тепло, – кивнул я на печку.
– Коля, езжай за Потапычем, пока он трезвый, и моего завхоза прихвати. Скажи – я велела.
Лейтенант замешкался, пытаясь что-то возразить, но она сердито повела бровью, и он исчез. Потапыч оказался печником, а завхоз – по совместительству учителем по труду. Директриса отдала распоряжения и уехала к председателю сельсовета улаживать формальности. Мы с завхозом сделали замеры, и, когда на следующий день после работы я пришел, вокруг дома был идеальный порядок, у входа высилась поленница дров и лежали строганые доски. Печка весело потрескивала, пыша жаром, и всё, кроме комнаты с книгами, было выскоблено и вымыто. Оказывается, днем посменно здесь трудились ученики.
– Послезавтра, – заверил завхоз, – будут готовы стеллажи.
Мне оставалось только разбирать книги. И даже в этом напросились помогать внучка Потапыча, восьмиклассница Люда, и влюбленный в нее школьный поэт Сашко. Через неделю я уже принимал первых читателей. Весной нашу бригаду переводили на другое место, и «царица Тамара» вручила мне сделанный школьниками маленький глобус, на котором в лупу четко был виден план поселка с флажком на избе-читальне…
– И это всё, что ты поимел? – скептически прищурился Фред.
– Я перебрался туда жить. Зимой заканчивали работу рано, и, представляешь – в тишине, среди книг… Тебе не понять.
– Куда уж нам… – протянул он. – Только книги-то у зеков не те, о которых ты рассказывал.
– Зато там было много хороших поэтов, а с «теми» я встретился раньше, – вспомнилось далекое… – В пятом классе я был примерным, начитанным мальчиком, а Валя Пронина бойкой, активной пионеркой. Классная руководительница, освобождая от занятий, посылала нас на разные предприятия – договариваться об экскурсиях. Наверное, умиляясь этой парочке, начальство охотно шло навстречу. Свободного времени оставалось много, а Валя ещё и хитрила: говорила Наталье Анатольевне, что переговоры назначены на следующий день. Мы гуляли по городу, ходили в кино и на разные выставки. Когда я посетовал, что в школьной библиотеке мало хороших книг, она предложила:
– Завтра у моего дедушки какой-то революционный юбилей, можно зайти поздравить его. Про наши походы и что ты любишь читать, я им рассказывала. Без чаепития бабушка нас не отпустит, а если деду ты понравишься, книг там – море…
Перед дверью квартиры Валя посоветовала: «Обязательно спроси его про Кронштадтский мятеж и про Ленина».
Чай мы пили с вишневым вареньем из тонких стаканов в серебряных подстаканниках. Я узнал, как Иван Николаевич двадцатилетним большевиком слушал выступление Ленина. И как прямо со съезда по льду залива они штурмовали восставший Кронштадт.