Неупокоенные
Шрифт:
А нынче утром не было ни Люси, ни бабушки Даши.
– Надо сходить, проверить, – упавшим голосом сказал Трофим, и Николай Иванович был с ним согласен.
Бедная старушка! Проверять шли с тяжелым сердцем, представляя уже, что их ждет. Но не угадали.
Николай Иванович постучал в дверь.
– Кто? – отозвалась бабушка Даша.
Жива, слава богу!
– Это Николай Иванович. Мы все тут! Навестить пришли!
Она забормотала что-то невнятно. Потом в доме загремело, задвигалось.
– У вас все нормально?
– Хорошо, – ответили из-за двери. – Очень хорошо.
Прозвучало
Но ломать не пришлось: дверь отворилась.
– Сами пришли, вот и хорошо! – сказала бабушка Даша, стоявшая на пороге.
Она улыбалась от уха до уха, и было в ее улыбке нечто настолько дикое, что Марине, стоявшей вместе с мужем и другими мужчинами ближе всех к старухе, захотелось бросить все и бежать отсюда. В глазах светилось хитрое безумие – прежде Марина никогда не видела у кроткой бабушки Даши такого взгляда.
Но это было еще не все. В доме царил отвратительный запах – густой, металлический запах крови, гниющей плоти.
– Что здесь творится? – слабым голосом спросил Николай Иванович.
– Чего-чего! Пришли, вопросы задаете, – старуха стерла с лица улыбку. – Беспокоите. А Барсику моему кушать надо.
Марина оглянулась в поисках кота. А потом ей вспомнилось, что не было никогда у бабушки Даши котов с таким именем. Давно, когда Марина приносила к ней на лечение кошку, ветеринар говорила, что называет своих питомцев исключительно человеческими именами. У котов, мол, есть душа, как у людей, поэтому жили у Дарьи Петровны Муси, Васьки, Сёмушки да Нюрочки.
Кто же тогда Барсик?
Ответ последовал быстро. Из кухни донеслось урчание. Жители поселка замерли, вслушиваясь.
– Что это? – спросил Николай Иванович.
– Не что, а кто, – наставительно произнесла старуха и снова растянула губы в мертвой улыбке. – Барсик мой.
Тут бы им уйти, но никто этого не сделал. Вслед за Николаем Ивановичем, Трофимом, Иваном, Мариной остальные пошли в кухню. Стало ясно, что звук идет снизу, из подвала, вход в который здесь же – вот и крышка. Старуха метнулась к ней и открыла привычным жестом.
– Коли явились, так поздоровайтесь!
И отошла.
Запах, который царил в доме, усилился стократно. Николай Иванович заглянул вниз, но ничего не разглядел: было темно. Тьма казалась живой, шевелилась, словно кто-то передвигался, и спустя мгновение из лаза показалось существо.
Люди, находившиеся в комнате, ахнули и попятились. Только Николай Иванович остался стоять, его будто приморозило.
Существо, отдаленно напоминающее человека, было ростом с высокого мужчину и выглядело кошмарно: тощее, длинное, лишенное волос тело, уродливая лысая голова с круглыми совиными глазами, мощные ладони с костлявыми пальцами, огромные ступни.
– Вырос, Барсик, – не спуская с лица улыбки, проговорила хозяйка дома. – Совсем крошечным подобрала в лесу. В октябре еще. Мяском кормила, потом глядь – а он, проказник, котиками моими лакомиться начал! Ну ничего, Сёмушка уж слепой был, а вот Мусенька…
– Ты скармливала ему людей, – дрогнувшим голосом сказал Трофим.
– Заманивала к себе, а они шли, никто от тебя
– А как иначе? Барсик мне сынком стал. – Лицо старухи помрачнело. – Всю жизнь всем только добро делала – и чего на старости лет получила? Дети бросили, носу не кажут. А Барсик со мной всегда. Любит меня, слушается.
– Но это соседи твои! – воскликнула Марина. – Люся о тебе заботилась!
– Люсю жалко, – признала старуха. – Но она сама виновата, нечего было любопытничать. Не зашла бы, осталась на пороге, не выпытывала – жива бы осталась. А других жалеть нечего! Степан никому жизни не давал. Пропащий был человек. И кошку мою Зиночку обидел. Грачева склочная была баба, вдобавок больная, все равно долго не прожила бы. Куравлева Ната всю жизнь небо коптила, напоследок сделала важное дело: пищей послужила Барсику моему. Но ее одну не взять было, пришлось и мать. Надолго двоих-то Барсику хватило! Младшая Грачева сильно тосковала по сестре, сама мне говорила. Это милосердно было, что она вслед за сестрицей ушла. А Пахомовы – злые, животных не любили, сторонкой ото всех жили. Что были они, что нет. Кому хуже стало, что их съели? А Барсику польза!
Старуха засмеялась, подошла к замершей на краю зловонного подвала твари, любовно коснулась костистого плеча.
– Глянь, Барсик, сколько народу, все к тебе в гости пришли!
При этих словах Николай Иванович словно очнулся. Он был единственный, у кого имелось оружие: каждое утро брал с собой на перекличку пистолет (коллеги подарили, когда на пенсию выходил).
Он сунул руку в карман, но тварь, которую сумасшедшая звала Барсиком, опередила его. Молниеносным движением метнулась к нему, обхватила мощными длинными лапами, легко оторвала несчастному голову.
Дальше было страшное: бойня, жестокая резня. Существо двигалось точно, неумолимо, с почти сверхъестественной скоростью. Люди метались, пытались увернуться, но избежать неминуемой гибели не удалось никому. Один за другим жители поселка погибали, находили жестокую смерть, слыша урчание жуткой твари и безумный хохот бабушки Даши.
…Нет больше поселка Лесной–20, одного из многих в огромной череде мертвых городов и поселков, которые по разным причинам покинули люди.
Но где-то в зеленых недрах бескрайней тайги все еще обитает существо, которому сошедшая с ума от одиночества старуха дала ласковое имя Барсик.
Бабушкина внучка
В детстве я очень любила слушать бабушкины истории. Как ни была она занята, на меня у нее время и силы всегда находились: и пирогов вкусных напечь, и очередную байку поведать. Хотя были многие из них страшными, не очень-то похожими на обычные сказки, я всегда слушала, затаив дыхание, замирая от восторга.
Бабушка жила в крошечном соседнем городке, и мы с мамой приезжали к ней в гости на каникулы. То были светлые, счастливые годы. Когда мне было десять лет, бабушка умерла. Поездки, конечно, прекратились; с той поры в городке, который так любила, я больше не бывала. А девять лет назад не стало и мамы, так что я осталась на свете совсем одна. Отца никогда не знала, так уж вышло, а муж…