Неуязвимых не существует
Шрифт:
Из этого следовали определенные выводы, и я их сделал. Видак и в самом деле прослушивался. И они готовы начать войну. И может быть, без всяких переговоров – сразу на поражение. Ну что же, кто-то за это заплатит. А если они решили действовать, как говорят игроки, без лимита, заплатят по максимальной ставке. Я очень разозлился, главным образом потому, что все надежды, что мое присутствие будет охраной для Валенты, не сработали. Я забыл, что играю с людьми, которые очень давно находились в поле неуязвимости, привыкли к ней и решили, что это навсегда.
Снайпер обнаружился метров за четыреста от нашего дома, на декоративной водокачке. Он был один, второго я не нашел, хотя очень старался. То ли для
Я выбрался из стога, по очень широкой дуге добрался до старой-престарой стальной фермы, на вершине которой стоял якобы бак для воды, и стал подниматься, осматривая каждый сантиметр, который преодолевал. На самом деле в этом баке давным-давно было оборудовано гнездышко для владельца этого участка. Он был, если не ошибаюсь, юристом, любил, чтобы все имело видимую невинность, и еще любил виды с высоты, потому что до недавних пор летал на спортивных самолетиках очень старой конструкции, таких, которые еще имели крылья, винт спереди или сзади и хвостовые рули.
Кем бы ни был этот снайпер, он оказался так самоуверен, что поставил только две сигнальные системы. Я обошел их, подтянувшись просто по распоркам, словно специально сваренным для физических упражнений. Потом вошел в стальную бочку. Тут горел свет, окна односторонней видимости открывали действительно изумительный вид на всю округу и на мою виллу в особенности. Кажется, этот юрист любил не только виды, но и подглядывание, иначе я не мог объяснить его тягу к такого рода времяпрепровождению. Ну что же, будет время, я объясню юристу, что за такие увлечения можно серьезно получить по фейсу.
Перед окном, обращенным на мою виллу, сидел парень лет сорока, толстый, уже седеющий, с большой круглой головой. Но в голове этой, по-видимому, было набито сено или что-то столь же непритязательное, иначе он не дал бы мне возможность так легко к нему подобраться. Вместо нормальной винтовки у него была импульсная пушка – довольно сложная машина, позволяющая стрелять мощными электромагнитными всплесками, развивающими ударную силу более десятка тонн, которые к тому же легко проходили сквозь стены из немагнитных материалов, почти не повреждая их. А вот человека они поджаривали и плющили не менее решительно, чем это делал повар с цыпленком-табака. Вообще-то, как меня учили, такие пушки должны бить метров на двести, а эта…
Потом мне стало ясно, это была не носимая армейская машина, а станковая, с емкими аккумуляторами и мощной прицельной системой. Такая электроника позволяла прицеливаться сквозь стены трехметровой толщины, видеть передвижения человека, собаки и даже крысы. Вот только чтобы точно определить ситуацию, приходилось давать время компьютеру, чтобы он нарисовал в прицельной сетке детальную позицию цели. А на это уходила пара-тройка секунд. То есть, если очень быстро двигаться, такой снайпер должен будет молотить наобум, а если двигаться к тому же по-умному, он почти наверняка не попадет.
Снайпер жевал изюм, запуская левую пятерню в дуршлаг, в котором намыл себе нехитрое лакомство. И еще он не отрывался от окуляров прицела. Жизнь казалась ему сладкой и простой, как изюм. Я вырубил его прикладом «каспера» по шее, привязал клейкой лентой к специальному многофункциональному креслу, которое тут стояло явно для ненормативных сексуальных утех. Потом сам приник к окулярам.
24
Ближних снайперов оказалось двое, они лежали на давно не стриженном газоне, замаскированные не только костюмами-хамелеонами и электронным подавлением биоритмов мозга, но и легкими скафандрами, рассеивающими
Тогда я еще раз обследовал свою пушку. Это было отличное оружие. Глушитель ее отсекал до восьмидесяти процентов звука, и уже на расстоянии двухсот метров его можно было различить только с помощью техники. Оставалось только надеяться, что засада в доме не будет очень уж настороженной.
Решившись на это допущение, я принялся обследовать собственную недвижимость. Валенту я нашел сразу. Она сидела в большом зале, по-видимому, связанная по рукам и ногам. В малом зале в моем любимом кресле расположился скелет с очень развитой грудной клеткой. Сначала я заподозрил мутанта, скажем, тролля или хотя бы гоблина, но вдруг вспомнил про Лапина-отца.
Был у нас такой служивый, кстати, неизмененный человек. Но обладал он такой жестокостью и силой, что иных мутантов приводил в трепет, подобно тому, как неандерталец пугал первых, робких хомо сапиенсов. На мысль о Лапине меня навела пара очень любопытных пушек, которая покоилась у этого типа на коленях. Лапин-отец всегда был неравнодушен к дорогим, специфическим стволам. Правда, и стрелял он, как ас, навскидку, без малейших задержек на прицеливание, и, конечно, никогда не промахивался. Иногда казалось, что оружие – продолжение его тела. Пожалуй, в перестрелке у меня не было против него шансов, сколько бы я ни поднимал свои скоростные качества.
В библиотеке сидел еще один парень. Это был именно парень, потому что он то и дело подходил к противоположной от окна стене и ходил вдоль нее. У нас с Валентой там находилась небольшая, но действенная коллекция эротических скульптур. По тому, как этот парень гладил произведения, за которые я отдавал, бывало, до двухмесячного оклада, ясно было, о чем он думает.
Тогда я вспомнил, что Лапин-отец подразумевает и младшего Лапина. У того было несколько приводов за сексуальные преступления, которые, правда, всегда удавалось замять. Младший был не очень толков, не унаследовал силу своего папаши, но что касается жестокости и решительности – тут он списал с оригинала все, даже самые незавидные черты. И, в общем, тоже был – не подарок.
На кухне сидела девица. Тощая, худая, настолько расслабленная, что я на пару секунд заподозрил простую, неизмененную женщину… Но подозрение сдохло, так и успев оформиться. И я ахнул от удивления и даже какого-то разочарования. Это была, конечно, не неизмененная женщина, это была мутантка, только очень редкостной и сложной в производстве породы.
Есть у иных наших бонз такой стиль – ходить с телохранительницей, вяловатой на вид, тощей, как кочерга, обычно весьма шлюшного вида и едва-едва вооруженной каким-нибудь дамским малокалиберным «бульдожкой». Почему-то повсеместно их называют «змейка». Стоили они немыслимо дорого, в определенных кругах, как говорится, ценились дороже денег и славились тем, что были запрограммированы на единственного хозяина. Верность их обычно подхлестывалась гормональным переизбытком, и это делало их ужасно сладострастными, почти всегда жутко извращенными, но… Это были скоростники, которых до сих пор никому не удавалось переиграть. Они способны были двигаться быстрее, чем удавалось напасть. Увернуться от выстрела с дистанции в пятнадцать метров для них – средний результат, перехватить арбалетную стрелу – обычная тренировка, погасить троих противников, когда они еще только достают свои стволы, – ленивая разминка. Разумеется, эта штучка тоже могла легко похоронить меня, если ей представится возможность.