Неуязвимый
Шрифт:
Но я не хочу лгать.
02:16:38:51
Мой двойник бодрствует, когда я вхожу в ее комнату.
Это была идея Барклая, чтобы я опрашивала ее, и никто не может действительно спорить с ним. У него есть следственные знания и опыт, чтобы командовать - не то чтобы я хотела это признавать.
Элайджа говорит с Беном где-то еще в здании, а Барклай находится за дверью на случай, если я нуждаюсь в нем.
Это моя работа - выяснить, кто она и что она знает обо всем этом. Так как я знаю себя лучше чем кто-либо другой, предположительно, я должна быть в состоянии оценить ее лучше.
По крайней мере, таков план.
Прямо сейчас все, что я могу сделать, это уставиться на нее.
Ее волосы светлее, чем у меня, но корни отрастают и становятся такими же темно-коричневыми. Ее лицо - та же самая форма с идентичным носом и ртом, и я изучаю те же самые глаза, не думаю, что когда-либо привыкну к ним. Ее брови отличаются - будто кто-то уделяет больше внимания их формированию, чем я когда-либо.
Синяки на ее лице, вокруг ее левого глаза и на щеке блеклые и пожелтевшие, наверняка в последней стадии заживления. Я не сомневаюсь, что было неприятно, когда она их получила, и я не завидую ей. Мне повезло. Я была в нескольких драках, но ни одна не оставила меня такой избитой.
Поднеся стул до ее кровати, я сажусь и даю ей время, она должна привыкнуть к тому, кто я. Я хочу позволить ей говорить первой. То, что она скажет, пояснит мне многое.
Ее рот слегка приоткрыт, она замечает мои особенности. Интересно, что она видит. С ожогами и синяками вокруг шеи, я чувствую себя не совсем в своей лучшей форме.
Когда она заканчивает осматривать меня, то смотрит вниз на свои пальцы и ковыряет красный лак на ногтях.
Я хочу задать ей так много вопросов, не только о том, что она знает о Бене и ситуации, но и о ее семье. Жив ли ее ее отец, есть ли у нее Алекс и Сесиль, в безопасности ли они, осталась ли ее мама в здравом уме? Но я молчу и жду ее. Если она хоть немного похожа на меня, она умирает, чтобы также выяснить кто я такая.
Примерно через полминуты, ее нижняя губа начинает дрожать, и я останавливаюсь, думая, что они, должно быть, сломали ее позвоночник в той тюрьме.
Поворачивая свои слезящиеся глаза ко мне, она говорит, - Таким образом, я предполагаю, что ты та, которую он хотел спасти?
Я не отвечаю. Не потому что я все еще играю установленный молчаливый порядок - ее первые слова просто сказали мне многое - но потом я вспоминаю Бена, сидящего на ее кровати, когда я увидела его в первый раз, и мое горло слишком сжимается, чтобы говорить.
Она фыркает и смотрит в потолок, чтобы не заплакать, и эта схожесть прерывает мое дыхание. Я так делаю. С этим жестом я стала слишком хорошо знакома в течение последних пяти месяцев.
– Я знала, что это слишком хорошо, чтобы быть правдой.
– Что произошло?
– спрашиваю я, используя свой лучший тихий, спокойной голос, который, наверное, не так уж и хорош. Я никогда не была достаточно мягкой, а в последние несколько дней я была довольно грубой.
– Бен.
– она смотрит на дверь и начинает всхлипывать. Ее лицо кривится и слезы падают вниз. Ее тело качается с рыданиями.
– Он продолжал говорить мне, что я в безопасности, чтобы я помнила когда мне станет лучше, что все будет в порядке.
Я хочу протянуть руку и предложить ей какое-то утешение - и, может
Прикосновение к ней так или иначе сделало бы ее более настоящей.
– Я хотела вспомнить, - говорит она, вытирая глаза, хотя это не приносит никакой пользы. Ее плач слишком трудно остановить.
– Он спас меня, и он настолько совершенен. Я люблю звук его голоса и как он спокоен...
Плач становится еще хуже, до того, что она не может говорить. Так что я сижу молча рядом с ней, у меня внутри все сжалось и горит, но я отказываюсь отпускать. У нас нет времени, чтобы сидеть и плакать и плохо себя чувствовать. У нас даже нет времени для меня, чтобы выяснить, что происходит между мной и Беном.
У нас есть проблемы поважнее, и чуть меньше трех дней, чтобы решить их.
– Как я могла забыть кого-то, кто так сильно меня любил?
Кто-то, кто любил меня так.
Я знаю, что Бен сделал все это для меня. Он не вернулся ко мне, потому что за ним следили и он не хотел подвергать опасности меня - и позже он думал, что спасает меня. Это должно значить что-то.
Но я не знаю что.
Потому что вот она, эта девушка, которая не настоящая я, со стильной стрижкой и шрамом от ветряной оспы на лбу, и теперь она плачет над плохо выпавшими картами.
Я плакала больше, чем мне хотелось бы признавать, но я пришла в себя и придумала план исправления, независимо от того, что новая катастрофа просто взорвала мою жизнь. Тогда я сделала это.
Он не видел отличия в ней - как кто-то, кто любит меня, разве он не должен был знать, что она не я?
– Мы все же не в порядке, не так ли?
Я качаю головой.
– Нет, мы нет.
– я действительно не та, кто ходит вокруг да около.
Она кивает, словно знала это в глубине души, но это только заставляет ее плакать сильнее.
Она знает, что я ее двойник. На основе ее реакции на меня, сомневаюсь, что она когда-либо видела своих двойников прежде, но она знает кто я. Значит она из вселенной, которая имеет широкие знания о путешествиях.
И она либо лучшая актриса, которую я когда-либо видела, либо она вне себя и до смерти боится, что сделает ее ужасным подставным лицом. Так что я собираюсь сказать ей это прямо.
– Джаннель, - говорю я, перекатывая слово вокруг своего языка и пытаясь не замечать, как неловко она себя чувствует.
– Мне нужно знать, как ты оказалась в той тюрьме. Это важно.
Она кивает, но это требует некоторого времени, чтобы на самом деле успокоиться достаточно, чтобы говорить со мной.
Но когда она это делает, то рассказывает мне все.
Я выхожу из той палаты, зная две вещи наверняка.
Она не подставное лицо АИ.
И как только вы пропустите как сильно мы похожи друг на друга, она не такая как я.
02:16:00:11
Другая девушка по имени Джаннель Теннер родилась и выросла в Приме.
Вместо того, чтобы идти в Вест-Пойнт, проведя шесть лет в армии, а затем вступив в ФБР, ее отец работал в Службе национальной безопасности, где он продвигался по служебной лестнице.