Неверные шаги
Шрифт:
Снова задумчивая тишина.
– Удалось уточнить время смерти? – спрашивает Карен.
– Я уже говорил: когда я пришел, на кухне было ужасно жарко. Плита явно топилась при закрытой кухонной двери. Затем полицейские ассистенты, которые первыми прибыли на место, открыли и эту дверь, и входную, а тем самым впустили холод, и температура быстро понизилась, но потом дверь опять закрыли. Потом приехали криминалисты и погасили плиту. В итоге имели место перепады температуры, не позволяющие установить точное время смерти.
Судмедэксперт делает паузу, отпивает
– Однако немного уточнить удалось. По моей оценке, смерть с весьма большой вероятностью наступила между половиной восьмого и десятью. Еще вероятнее – между восемью и половиной десятого, точнее сказать невозможно.
Карен глубоко вздыхает. Лучше выложить прямо сейчас.
– Я лично могу добавить еще один кусочек пазла, что касается времени смерти. Примерно в четверть девятого я проезжала мимо дома Сюзанны и видела ее с дороги.
– В четверть девятого? Кто по доброй воле пускается в путь в этакую рань после Устричного фестиваля?
В голосе Эвальда Йоханнисена сквозит недоверие.
– Я ночевала у знакомой в Дункере, но проснулась рано и поехала домой. Так или иначе, я видела Сюзанну живой-здоровой, она поднималась по тропинке к дому после утреннего купания, примерно в четверть или в двадцать минут девятого.
Карен быстро обводит взглядом собравшихся, однако никто не ставит ее слова под сомнение. И тут она видит поднятые брови и ироническую усмешку Йоханнисена. Неужели он что-то знает? Насколько близко он знаком с Юнасом? Она чувствует, как вспыхивают щеки, но в следующую секунду ее спасает голос Брудаля.
– Ну что ж, – говорит он с нетерпеливой усталостью. – Это вполне согласуется с моими выводами. У меня все, могу только сказать, что содержимое желудка соответствует остаткам завтрака на столе: кофе с сахаром, йогурт, овсяные и ржаные хлопья, изюм и миндаль. Словом, солома, какую упорно покупает моя жена, потому что это, типа, полезно, – добавляет он.
– То-то я смотрю, вид у тебя больно цветущий, – с усмешкой замечает Карл Бьёркен.
Вокруг стола пробегает смешок. Обычных, достаточно грубоватых реплик, какими дознаватели обороняются, когда судмедэксперт демонстрирует фото тяжких преступлений, на сей раз не слышно. Поэтому слабая попытка Карла Бьёркена пошутить принимается с благодарностью, и напряжение отпускает еще больше, когда Брудаль наконец выключает экран.
– У кого-нибудь есть еще вопросы к Кнуту? Вопросов нет. Тогда мы, пожалуй, отправим тебя домой, к жене и мюсли, – говорит Карен.
Когда дверь за высоченным судмедэкспертом закрылась, она продолжает:
– Теперь твоя очередь, Сёрен. И если можно, давай покороче. Все устали и хотят домой.
Особенно я, думает она. До сих пор утренний сон и адреналин помогали ей сохранять бодрость, но внезапно все тело охватывает усталость. Она открывает документ, который Сёрен Ларсен полчаса назад переслал ей по электронной почте, и подвигает ему клавиатуру и мышь.
– О’кей, – говорит он и машет рукой. – Вообще-то незачем разглядывать снимки прямо сейчас, можете посмотреть завтра утром. Пока что нам удалось установить вот
– Даже Сюзанниных? – спрашивает Астрид Нильсен.
Она-то почему не выглядит усталой? – думает Карен, глядя на блондинку, сидящую чуть наискосок напротив. Астрид Нильсен словно только что вернулась с освежающей прогулки – щеки розовые, взгляд бодрый. Хотя наша Пчелка, наверно, не пила вчера столько вина, продолжает размышлять Карен, попутно заглушая укол нечистой совести. Астрид работает хорошо, по-настоящему хорошо, к тому же с ней легко иметь дело. Здорово. Трое детей, муж в айти-отделе полиции, всегда красиво подстрижен и с кроткой улыбкой на губах. Карен сильно подозревает, что он принадлежит к независимой церкви, по крайней мере его отчетливо ноорёский выговор подталкивает к такому выводу.
– Вообще никаких. – Ответ Ларсена возвращает Карен к реальности. – Убийца предположительно вытер кочергу или же был в перчатках. Но в последнем случае должны бы остаться другие отпечатки. Впрочем, там есть еще одна кочерга, намного легче и новее, на ней мы обнаружили отпечатки пальцев Сюзанны.
– Н-да, тогда неизвестно, кто затопил плиту, она сама или убийца, – разочарованно замечает Эвальд Йоханнисен. – Не пойму только, зачем бы ей топить в эту пору года. На улице было по меньшей мере плюс десять, к тому же у нее наверняка есть масляный обогреватель. Верно?
– Да, верно, – кивает Сёрен Ларсен. – Мало-мальски пригодных остатков растопки мы не нашли, только золу от дров и газетной бумаги. Так что еще предстоит разбираться, почему кто-то затопил печь и имеет ли это вообще отношение к убийству.
Карен вспоминает озябшую Сюзанну Смеед и думает, что, пожалуй, не так уж и странно, что после купания в Лангевиксо в конце сентября хочется поскорее согреться. Но об этом мы потолкуем завтра, решает она и жестом предлагает Ларсену продолжить.
– Словом, велика вероятность, что дровяную корзину возле плиты пытался поджечь преступник. Но дрова были сырые, сама же корзина, собственно, не корзина, а старая медная лохань, так что огонь почти потух, не добравшись до шторы. В противном случае ситуация сложилась бы совершенно иначе.
Сёрен Ларсен делает короткую паузу, листает свои записи, потом продолжает:
– Кое-что свидетельствует в пользу версии о грабеже со взломом. Комод в передней определенно обыскивали, в сумочке нет бумажника, где, как можно предположить, лежали банковские карты и водительские права. Отсутствуют компьютер и мобильный телефон, хотя мы точно не знаем, имела ли Сюзанна Смеед то или другое, но поскольку стационарного телефона в доме нет, можно предположить, что мобильник у нее был. Разумеется, проверим у крупных операторов, зарегистрирован ли на нее какой-нибудь номер.