Неверный
Шрифт:
Беру телефон, достаю Лизу из черного списка. Одним из условий, поставленных мной, было то, что она не звонит мне напрямую. Но на всякий случай я ее еще и заблокировал.
Холодный голос сообщает, что аппарат абонента выключен или находится вне зоны действия сети.
— Нужно заявить в полицию, Рус, — в который раз повторяет Руслан, в его голосе звучит плохо скрытый упрек, — меня поражает твоя беспечность.
— Это не беспечность, брат, — проворачиваю руль влево, и машина съезжает с
— Что?
— Чуйка, — повторяю, и он нетерпеливо передергивает плечом.
— Ее могла сбить машина, — начинает перечислять, — ей могло стать плохо. Ты сам говорил, что в кабинете врача она была белого цвета. Рус, я бы обзвонил больницы. Она ведь могла пойти куда угодно!
— Так она и была в больнице. Зачем ей куда-то идти?
— Ты бесчувственный чурбан, — кипятится Рус, — она же в неадеквате! Не представляю, что было бы с Ди, если бы с Дамиром… Да тут любая мать впадет в прострацию!
— Лиза не любая, — спокойно возражаю, — и не сравнивай ее с Ди, брат. Пойдем.
Выхожу из машины, Руслан идет следом. Он смотрит на меня с неодобрением, но я не обращаю внимания. Достаю из кармана ключ, который мне привез брат, я попросил заехать за ним к матери.
Сам не знаю, почему, но я почти уверен в своей правоте. И почти не удивляюсь, когда мы входим в квартиру, где живут Лиза с Амиром. Проходим вглубь, не снимая обуви.
На короткий миг сердце сжимается при виде детской кроватки и игрушек, разбросанных по детской комнате. Но сейчас меня больше интересует спальня матери моего сына.
По комнате ожидаемо разбросаны вещи, двери гардеробной распахнуты. Рус растерянно останавливается на пороге, а я вхожу внутрь.
Ни одного чемодана, а я точно знаю, что она покупала как минимум два. Мать каждый месяц передавала мне чеки, которые подтверждали расходы Лизы на ребенка. И я хорошо помню чемоданы, которые покупались для поездок с моим сыном на отдых.
Чемоданы тогда прокатили, расход я засчитал. А сейчас их нет, как нет одежды в шкафу и обуви на полках. Подхожу к закрытым полкам, на одной из них пустая шкатулка. Не знаю, какие у Лизы были драгоценности, но если они были, то сейчас их точно нет.
Разворачиваюсь к Руслану и смотрю прищуренным взглядом. Ну что, я оказался прав, брат?
Брат с шокированным видом смотрит на разгромленную гардеробную, переводит потрясенный взгляд на меня.
— Это правда, Рус? Она не пропала, она уехала?
Не отвечаю, продолжаю щуриться.
— Просто, сука, уехала? И бросила больного ребенка?
— Чему ты удивляешься, брат? — теперь моя очередь спрашивать. — Говорю же, не сравнивай Лизу с Ди, это разнополярные противоположности.
— Разве она все это время была плохой матерью?
— Нет, не была, — мотаю головой, — в том и дело, Рус. Она не была плохой, она была никакой. Не доводила мать до того, чтобы та жаловалась мне, но насчет большего и не думала напрягаться.
— Разве ей пришлось бы вывозить самой, брат? — Руслан не может поверить, что такое возможно. — Ты собирался бросить ее с сыном?
— Не собирался. Но лечение лейкемии долгое и сложное. Астафьев несколько раз повторил, что нам надо набраться терпения и быть готовыми жить в клинике месяцами. Ясно, что это адресовалось Лизе, проводить все время в клинике с сыном я не смогу.
— И ты считаешь, она просто сбежала? — неверяще разводит руками Рус.
— Как видишь, — отвечаю сдержанно, — как видишь, брат.
Он молча обходит квартиру, заглядывая в каждый угол, как будто там может прятаться Лиза, а я продолжаю.
— Ты так и не понял, что мать моего сына далеко не бедная овечка, которая нуждается в защите? Так вот ты ошибаешься, брат. Это для Ди Дамир — любимый ребенок. Для Лизы Амир — средство достижения цели. Источник существования. Выгодное приобретение. Список можно продолжать до бесконечности.
— Ты так спокоен, брат, — недоверчиво тянет Руслан, — я бы на твоем месте уже землю рыл.
— Все разроем, брат, — заверяю его, — только я вряд ли справлюсь лучше.
— Лучше кого? — он недоуменно зависает.
— Лучше того, кто сделает эту работу лучше, — отвечаю расплывчато, потому что сам далеко не уверен в положительном ответе. Скорее наоборот.
Набираю номер, который у меня давно есть и который я стараюсь не использовать без серьезных на то оснований. На мой взгляд, сейчас основания серьезные более чем.
Слышу длинные гудки и подношу телефон к уху. Я не уверен, что он возьмет трубку. Вообще не знаю, захочет ли он со мной разговаривать. Я бы на его месте не стал. На одном гектаре поссать бы с Айдаровыми не согласился. Особенно со мной.
Но пролетаю сразу по нескольким пунктам когда из динамика доносится пронзительное «Слушаю». Прокашливаюсь и говорю в микрофон гаджета:
— Здравствуй, Демид. Я по делу. Мне нужна твоя помощь. Постой, не отключайся, это не связано с Соней. Мой сын серьезно болен, у него лейкоз, а он ведь и твой племянник тоже, — говорю быстро, стараясь не смотреть на Руса, чтобы он не успел меня остановить. — Я отдам тебе папку, ты понимаешь, о чем я. Только помоги.
И выдыхаю, услышав отрывистое:
— Хорошо. Говори. Только не развози и не лей из пустого в порожнее. Коротко и по делу.
Мы точно братья. Я тоже люблю, когда коротко и по делу.
И хоть я по прежнему считаю Демида Ольшанского говнюком, в глубине души чувствую признательность. И облегчение. Если он сказал, что поможет, значит поможет. И его слово стоит не меньше, чем слово любого из Айдаровых. Разве что самую малость.
Глава 33