Невероятные будни доктора Данилова: от интерна до акушера

Шляхов Андрей Левонович

«Все повторится — это плохо, — подумал Данилов. — А если без школы и института, то это нормально. Чтобы сразу врачом».

От воспоминаний о институте по телу пробежали мурашки. Бр-р-р! Только на шестом курсе удалось нормально, по-человечески, отметить Новый год. А то все в обнимку с учебником — то дифференцированный зачет третьего января, то экзамен. Как оно вам — под бой курантов атлас нормальной анатомии листать или учебник по гистологии? Ужас, да и только. Одноклассники, поступившие в МГУ или ту же Бауманку, привычно жаловались на то, что учиться-де трудно,

задают много, спрашивают строго, но это они медицинского вуза не пробовали. С его-то зубрежкой! Это только принято считать, что природа все устроила логично. Какая там логика — в человеческом-то организме? Логика там и не ночевала, потому как зная одно, другое логически сроду не выведешь. Только зубрить и запоминать, запоминать и зубрить дальше. Сначала кажется, что после экзамена все немедленно забывается, но при случае убеждаешься, что это не так. В нужный момент из копилки памяти извлекаются соответствующие знания.

«Ладно, все уже в прошлом, — напомнил себе Данилов. — Теперь раз в пять лет подтверждать свой статус, да если будет охота — один раз кандидатский минимум сдать. Это пустяки!»

Действительно — пустяки, тем более, что сдавать кандидатский минимум совсем не тянуло. Несмотря на то, что мать была убеждена в обратном. По ее мнению, раз уж сын стал врачом, то непременно должен пойти дальше и дорасти до профессора. И не абы какого, а маститого — со своей кафедрой, со своей клиникой и, как следствие, — с высоким уровнем жизни. Данилов не имел ничего против высокого уровня жизни, но в науку его не тянуло. То ли склад ума не тот, то ли характер неподходящий.

Данилов походил еще немного по реанимационному залу, а затем, слегка разочарованный тем, что нечем заняться, сел за стол и, подперев голову рукой, задумался о своих перспективах. Перспективы выходили какие-то неясные, туманные, возможно от того, что зверски хотелось спать.

Скрипнула дверь ординаторской.

— Сидишь, — констатировал Владислав Алексеевич. — А Райка где? Спит?

Было несложно догадаться, что Райкой звали полную брюнетку.

— Спит, наверное, — ответил Данилов.

— Если что — зови! — разрешил Владислав Алексеевич. — Только помни — с родственниками в контакт не вступать, на вопросы не отвечать, никому ничего не передавать! Ясно?

— Слушаюсь, сэр! — вставать навытяжку и щелкать каблуками Данилову не хотелось, тем более, что у кроссовок и но сработало и так — Владислав Алексеевич намек понял.

— Мы здесь привыкли по-свойски общаться, без реверансов, — сказал он, отводя взгляд в сторону. — Ничего личного. Просто привычка такая.

— Я понимаю, — ответил Данилов и благородно добавил: — Все нормально.

Владислав Алексеевич скрылся за дверью так резво, словно его втянула внутрь невидимая рука. Впрочем, не исключено, что так оно и было.

Данилов сам не заметил, как заснул. Спать пришлось недолго — сначала запищал один из мониторов, затем — другой, а там и прооперированного мужика с ножевым ранением брюшной полости привезли, затем «скорая» по какой-то неведомой дури привезла парня с некупируемым носовым кровотечением, и Владислав

Алексеевич долго препирался с бригадой.

— Куда вы его, нахрен, привезли? — вопрошал он. — Вы что, не знаете, что у нас нет ЛОР-отделения? Первый раз замужем, да?

— А что вы на нас бочку катите? — не менее экспансивно оборонялся врач «скорой помощи». — Мы что — сами решаем, кого куда везти? На Центре сказали — вези в сто тридцать третью, мы и привезли. Распишитесь, пожалуйста!

— И не подумаю! Запрашивайте место по новой…

— Хорошо, я запрошу! — наконец сказал врач «скорой помощи». — Но о вашем поведении я тоже сообщу. Как ваша фамилия?

— Для тех, кто не умеет читать, — Владислав Алексеевич ткнул пальцем в бейдж, висевший у него на груди, — сообщаю, что моя фамилия Кочерыгин! Кочерыгин вэ а!

Пациент, носовая полость которого была полностью затампонирована, флегматично лежал на каталке, дышал ртом и смотрел в потолок, изображая полную покорность судьбе. После переговоров с Центром «скорая» уехала вместе с пациентом.

— Цирк! — воскликнул Владислав Алексеевич и пригласил Данилова на утренний обход.

— Как впечатления от дежурства?

— Нормально, — ответил Данилов.

Что еще можно было ответить?

— Самому-то что больше нравится — за ногу с того света вытаскивать или наркоз давать?

— Трудно сказать, — пожал плечами Данилов. — Я же пока только начинаю.

— Лучше всего, — Владислав Алексеевич даже остановился, подчеркивая тем самым важность того, что готовился сказать, — хорошенько подумать и свалить в какую-то другую специальность. Туда, где легче работается и больше зарабатывается. Потому что ни на наркозах, ни тем более на вот этом, — последовал кивок в сторону ближайшей койки, — не озолотишься. Надо выводить алкашей из запоев, лечить трипперы или увеличивать сиськи и уменьшать носы. А здесь…

Советы подобного рода скорее веселили Данилова, нежели раздражали.

— Что ж вы сами тут работаете? — спросил он.

— Вот, не подумал в свое время, — вздохнул Владислав Алексеевич. — А теперь уже поздно, да и привык я. Но если бы мог начать жизнь заново, то… наверное, в экономисты бы пошел. Ладно, продолжим…

«Продолжим» относилось не к дискуссии, а к обходу…

— Как прошло твое первое дежурство? — спросила Светлана Викторовна, стоило только сыну войти.

— Все хорошо, — ответил Данилов. — Старшие товарищи щедро делились со мной опытом, мне доверили такое важное дело, как написание дневников в историях, и вообще…

— А чего ты хотел?

— Сейчас я хочу есть и спать. С одинаковой силой, то есть зверски.

Есть, как ни странно, хотелось все-таки больше. Сил хватило не только на большую тарелку борща, но и на макароны по-флотски.

— А теперь — баиньки.

Данилов собрал волю в кулак и встал из-за стола, хотя больше всего ему хотелось отодвинуть пустую тарелку в сторону, положить голову на стол (какая подушка? Тому, кто по-настоящему хочет спать, подушка только мешает!) и заснуть.

— Когда тебя завтра будить? — спросила мать.