Невероятные приключения циников в Скайриме
Шрифт:
— Упала, — прохрипела я, размазывая по щекам выступившие слезы.
— С мостков? Яйца Шора, это я сильно толкнул — надо было вывести тебя из мясорубки. — Рейнджер ничуть не изменился в лице, окинул меня профессиональным взглядом. — Зелья временно могут снять боль, но тебе надо отлежаться. Так и быть, мы с Карнвиром проводим тебя до Рифтена, раз уж ты оказала нам услугу…
— Хорошо, — промычала я сквозь зубы, — только я не могу идти. Слишком больно.
Бишоп выругался, огляделся по сторонам, словно ища подсказки у волка с Кречетом.
— Твою мать, Бишоп,
Рейнджер выругался сквозь зубы, но, видимо, голос рассудка победил, и Бишоп перекинул мою руку через шею и осторожно поднял на руки. Я едва не взвыла от потревоженной грудины:
— Биш…
— Что еще?
— Можешь скуму захватить?
— Ты много просишь, жен-щина, — рейнджер, отдуваясь, тащил меня к выходу в полном доспехе вместе с походным мешком.
— Возьмешь скуму, и я расскажу тебе, кто из баб в Рифтене дает всем без разбору…
Бишоп медленно развернулся и побрел к раскуроченной стойке:
— Скума, так скума, так бы сразу и сказала… — ворчал рейнджер, — а потом в Рифтен. И никаких отговорок.
_____
[1] Counter-terrorist win! (англ.) — фраза из игры Counter-Strike, говорящая о победе команды спецназа в поединке с террористами.
Глава 12. Тридцать сребреников пернатого Иуды
Ребра ныли тупой нестихающей болью, от которой уже через полчаса хотелось повеситься. Бишоп вытащил меня из пещеры и положил около входа, а сам пошел обратно обчищать трупы. Кречет молча ошивался рядом, поглядывая на волка и что-то планируя — это было заметно по редким оценивающим взглядам. Карнвир (или как там его) улегся в паре метров от меня и делал вид, что его ничего не волнует. Я может и купилась бы, если бы волчьи уши не подрагивали от малейшего шороха. Мне хотелось застрелиться. Из-за ноющего бока мысли о самоубийстве уже не казались такими абсурдными, и я, едва сдерживая стоны, прислушалась к самочувствию. Дыхание было рваным, что не есть «хорошо». Я взялась за ремни, стягивающие броню.
— Стало жарко? — Бишоп появился, когда почти расстегнула второй ремень.
— Помоги.
— Раздевать женщину? Это я умею.
Он свалил в стороне несколько мешков и присел на корточки. Быстрыми и аккуратными движениями помог распахнуть броню. Позабыв про всякое чувство стыда, я развязала тесемки поддоспешника и задрала рубаху, едва не свернув себе шею в попытке взглянуть на пострадавшее место.
— Ну, что там?
Рейнджер завороженно пялился на оголенную грудь, и будь я в другом положении уже отвесила бы пинка.
— Бишоп! Сиськи ни разу не видел?!
— А? — очнулся рейнджер, — видел, но, проклятье, детка, и ты скрываешь такую прелесть?! Это преступление!
Я завыла от боли и унижения.
— Слушай, непись, ты… — Кречет подошел разобраться в ситуации, но обнаружив мое неглиже, как-то смущенно закашлялся и решительно повернулся куриной жопкой, — Анна Абрамовна… Вы… У вас там… Гематома.
— Да
— Ладно-ладно, не ори, — рейнджер задрал рубаху повыше, явно наслаждаясь своим положением, — что я должен увидеть?
Я попыталась вздохнуть, и боль тут же пронзила правый бок.
— Грудь одинаковая с двух сторон?
— Одинаковая… идеальная…
— Да твою же!..
— Что от меня ты хочешь?! — вспылил Бишоп, — я баб уже месяц не мял! Проклятье, правый бок — сплошной кровоподтек. Грудина одинаковая с обеих сторон.
Я облегченно выдохнула — пневмоторакс отпадает. Попыталась опустить рубаху, но рейнджер рыкнул на меня и положил ладонь на ребра: от прикосновения грубой, но прохладной кожи стало чуть полегче. Пока Бишоп не надавил. Я взвизгнула от резкой боли.
— Два ребра, — констатировал он, — и хватит ныть! Заживет, как на паршивом волке. Сиди и не дергайся.
Отчего-то появилось непреодолимое желание сделать все наоборот, но через мгновение руки рейнджера уже наматывали на меня тугие бинты. В зубы сунули пузырь с каким-то зельем, и я принялась послушно глотать.
— Извел на тебя весь запас лечебного зелья. Постарайся не сдохнуть до Рифтена.
Покончив с первым пузырьком, почувствовала, как боль начала стихать, а меня стало клонить в сон. Рейнджер, оттащив трупы волков и разбойника в пещеру, разбил лагерь, благо у местного часового здесь уже были приготовлены кострище с вертелом и палатка из грубо выделанных шкур. Туда меня и засунули. Бишоп, не глядя, швырнул сверху спальник — удивительная забота. Зная рейнджера и его характер, могу поспорить, что мне потом выставят счет за каждую оказанную услугу. Что ж… Лучше думать о проблемах по мере их поступления, и укрывшись спальником, я провалилась в беспокойный сон.
***
Бишоп сидел у костра вполоборота и точил нож. Мясо убитого накануне зайца он пожарил на углях и, скупо перекусив, бросил курице булку хлеба. Птица что-то пробормотала, но от еды не отказалась, и с тихой руганью клевала черствую горбушку. Рейнджер усмехнулся: курицу отчего-то стало жалко. Если это и вправду заколдованный человек из другого мира, то мужику здорово не повезло. Если бы его — Бишопа — куда и закинуло, то только в тело волка. Рейнджер повернулся к Карнвиру, греющемуся у костра, и протянул заячью ногу: та исчезла в пасти едва ли не быстрее, чем Бишоп убрал руку.
— Это по нашему, приятель… — он одобрительно усмехнулся, — хватай, пока не отобрали, верно?
Волк понял его по-своему: поднявшись на четыре лапы, подошел и лизнул рейнджера в лицо. Тот в шутку отпихнул мохнатую морду и глухо зарычал, Карнвир тут же откликнулся на предложенную игру. Волк припал на передние лапы, прижал уши и приподнял верхнюю губу в предупреждающем оскале. Бишоп тут же оказался на ногах. Он присел на полусогнутых, развел руки, чтобы казаться больше и выпрыгнул с места, словно сжатая пружина. Рейнджер схватился с волком и повалил того на землю: в лагере раздался тихий смех и счастливое повизгивание Карнвира.