Невероятный М

Фролова Анастасия

– Я не говорю, что она могла бы стать твоей девушкой, – резко ответил Майк. – И это только к слову. Главное – что ты придумываешь себе проблемы вместо того, чтобы…чтобы просто жить, в конце концов, и быть нормальным парнем, которым ты можешь быть, если перестанешь себя оплакивать.

– Ты опять репетируешь роль?

Майк не реагировал, только сверлил меня глазами и недовольно сопел. То есть реагировал.

– Ты думаешь, от тебя ждут чего-то сверхъествественного в ответ на обычное "Как жизнь, приятель?" Боишься, что не можешь сразу выдать остроумный ответ?

В этом твоя проблема? Не знаешь? Зато я знаю: ты ничтожество, эгоистичное, беспомощное существо!

Мое лицо вспыхнуло. Я не задумывался о смысле его слов, лишь чувствовал себя глубоко оскорбленным.

– Если я веду себя не так, как ты того хочешь, это еще не делает меня худшим человеком на планете! – повысил я голос. Я не думал, что говорю. Конечно, Майк был прав, и я сам пришел к тем же выводам всего час назад, но гнев говорил за меня, гнев подсказывал, что я ни за что не должен соглашаться с Майком.

– Ну да! Тебе ведь понравилась Робин, но навязчивые идеи мешают вести себя по-человечески! Ты действительно во все это веришь?

– Во что? В себя, что ли, в свои мысли? Я что, не настоящий? А как я общаюсь с тобой тогда? Ты что, гребаный телепат? Или просто крыша поехала?

– А действительно, как? Используешь в качестве жилетки, вот как! Мне это осточертело. Не веришь – обратись к специалисту.

Я вскочил со своего места, спровоцировав еще один шторм, но вовремя оперся о стол.

– Считаешь меня психом? – угрожающе выдавил я.

– Ты умеешь убеждать.

В висках стучало. Не помня себя, я крикнул проходящей мимо официантке прямо на ухо, так, что она чуть не выронила поднос:

– Мисс, скажите, здесь часто бывают драки?

***

Последние недели Робин беспокоила меня больше, чем обычно. Она была молчалива и проводила у себя в комнате совсем немного времени. Однажды утром я проснулся в страхе, что она больше не придет. Что мне давали ее визиты? Практически ничего, но, в то же время – все, что у меня осталось, было связано с Робин. Я не питал иллюзий на свой счет: она не ходит ко мне в гости, она ходит в гости к своему старому дому и воспоминаниям о счастливых днях, что провела здесь.

Мои чувства к ней не были отцовскими или дедовскими, я не мучился желанием опекать ее, хотя, пожалуй, стоило бы: она казалась очень одинокой. Я хотел быть ее другом, хотя мы очень мало общались во время ее визитов. А в последнее время и того меньше.

Я тоже был очень одинок. Я не делал различий между буднями и выходными, не обращал внимания на праздники, но только чтобы не думать, как семьи гуляют в парке или собираются за праздничным столом в Рождество.

Когда-то я не смог удержать любимую женщину, и все из-за того, что проводил больше времени, потакая своим слабостям, а про нее забывал, не смог заниматься тем, что действительно люблю, зарыл свой талант под грудой афиш и ресторанных меню, хотя мечтал о большом искусстве. Одинокий старик в чужой стране.

До встречи с Робин я в основном занимался тем, что жалел себя и

скорбел по прошлому, но теперь появилось что-то еще. Угрызения совести? Очень похоже. Я нашел виновника своего нынешнего состояния, чтобы ненавидеть его и стыдиться. Думаю, это уже неплохо, хотя и не отменяет тот факт, что жизнь моя застыла навсегда.

В то же время мне казалось, что если кто-то и сможет помочь, то только Робин. Некрасиво возлагать ответственность за свою жизнь на кого-то еще, но я и не собирался этого делать. Мне просто нужен был друг, который выслушает, поймет и, возможно, даст дельный совет. Или просто улыбнется, пусть даже из-за того, что ты впадаешь в маразм и несешь несусветную чушь. В общем, я был намерен поговорить с ней. Кроме того, мне важно было знать, все ли у нее в порядке.

В дверь позвонили. Во мне мгновенно поднялась волна паники. Кроме Робин, ко мне никто не приходил, тем более в воскресенье днем. Я был бесцеремонно выдернут из своих мыслей и порядком удивился, найдя себя посреди кухни с чашкой остывшего кофе в руках.

Дрожащей рукой я открыл дверь. На пороге стояла женщина, невысокая, с длинными темными кучерявыми волосами, и смущенно улыбалась. В первое мгновение она показалась мне настолько прекрасной, что из глаз чуть не полились слезы, но я быстро понял, что давно не видел женщин, тем более таких симпатичных и таких молоденьких (молоденькими для меня были все, кто на десять-пятнадцать лет младше меня).

– Добрый день, мистер Махоуни, если не ошибаюсь?

– Да, здравствуйте. Можете называть меня Стивеном.

– Здравствуйте, Стивен. Я Розамунд Стоун, Ваша новая соседка. Можно просто Розамунд. Прошу прощения, что вламываюсь без предупреждения…

– Нет-нет, все в порядке. Я могу чем-то помочь?

– Очень на это надеюсь. У меня дома не работает ни одна розетка. Кроме Вас, никого из соседей нет дома, – она несколько беспомощно развела руками.

– Заходите, я как раз собирался варить кофе. Расскажете подробнее, что у Вас случилось.

– Спасибо. А.., – она замешкалась, глядя на чашку у меня в руках.

– О, это…я отвлекся и он остыл. Придется варить заново.

Розамунд улыбнулась и приняла приглашение. Я проводил ее на кухню, а сам принялся за новую порцию кофе.

– Так что у Вас случилось?

– Ах, да. У меня не работают розетки. Я думаю, что предыдущие жильцы перебили проводку – у них все стены были увешаны полками. Вот я и подумала: вдруг у кого-то есть схема проводки.

– Вам повезло: у меня не только есть схема. В юности я работал электриком.

Чистейшая и очень вовремя подвернувшаяся правда. Я вырос в приюте и до того, как стать более-менее известным художником, освоил то, что мне давалось легче всего – работу электрика. Я работал днями и ночами и неплохо держался на плаву. Розамунд выглядела так, словно вот-вот спросит: неужели Вы все помните?

– Это замечательно, мне действительно повезло. Кстати, я и не думала спрашивать, помните ли Вы что-то из своей предыдущей работы. Я уверена: помните. А чем Вы занимаетесь сейчас?