Невеста „1-го Апреля“
Шрифт:
— Я вернула свой вальс, — сказала она, кладя свою руку в перчатке на руку Тремора, в то время, как оркестр начал играть.
— Я должен вам заметить, что я вас об этом не просил, Сюзанна.
— Я знаю, я действовала по собственному побуждению.
— Вы хотите танцевать со мной?
— Если вы сами этого желаете, конечно, — сказала она с ударением, немного обманутая в своем ожидании этим двусмысленным приемом.
— О! я был смешон, пригласив вас. Я танцую плохо и не люблю танцевать. Право, не
Между тем как он говорил принужденным тоном, мисс Северн обвивала его лаской своего взгляда. Она не хотела сердиться, она хотела быть веселой, довольной, веселиться без задней мысли.
— Не будьте злым, Майк, — сказала она очень мягко.
Тогда, не отвечая, он обвил рукой талию молодой девушки и увлек ее под мечтательные звуки вальса, одного из тех венгерских вальсов, которые в своем бешено веселом ритме скрывают щемящую грусть и отчаянное веселье и как бы трагическое сожаление о предметах навсегда исчезнувших.
Сюзи подумала, что Мишель плохо вальсирует, однако ей было приятно вальсировать с ним.
В том одном, что он вел, увлекал ее за собою в опьянении этой немного дикой музыкой, было много удовольствия, но удовольствия, так сказать, „нормального“, не выводившего ее из равновесия, а наоборот, успокаивавшего ее, подкреплявшего и изгонявшего „blue devils“, влияние которых она только что испытала.
Она заговорила первая. Маленькое замечание относительно гармоничного эффекта двух господствующих цветов бала, то, что она сказала бы любому своему кавалеру.
Мишель ответил, любуясь тем же, чем она несколькими словами, выражавшими более полно то, что она хотела сказать сама, высказала только наполовину, восклицаниями и выразительными недомолвками, за недостатком точных выражений в своей немного бессвязной речи.
— Какие вам нравятся больше платья, „mauve“ или зеленые? — спросила она.
— Зеленые.
— А… скажите, Майк, между зелеными, каким вы дадите предпочтение?
Майк улыбнулся, и Сюзанна подумала, что у него очень молодой вид, когда он так улыбается.
— Платью м-ль Сенваль и вашему.
— В самом деле? мое платье вам нравится?
— Мне кажется, я вам уж это говорил.
— О! так двусмысленно!
— А теперь лучше, значит?
— Немного лучше, Майк, — продолжала она с невольным кокетством, — а между туалетом Маргариты Сенваль и моим, которому вы отдаете предпочтение?
Мишель еще раз улыбнулся. Она ждала с некоторым душевным волнением.
— Ваш, мне кажется, лучше.
— Почему?
— Потому что он более прост.
— А затем?
— А затем, я не знаю… может быть потому, что вы блондинка и аквамаринный цвет вам идет.
— Может быть, да.
— Заметили вы, что мы часто сходимся во вкусах? — сказал он дружески.
— Конечно, но только
— Этого было бы мало.
— Насчет истории Хеттов? — спросила она с очень забавным беспокойством.
На этот раз он совершенно рассмеялся.
— Это было бы уже лучше.
— Насчет вальса?
— О! нет (он только что как раз сбился с такта), я очень плохо вальсирую.
— Очень плохо — нет, — поправила Сюзи с полной откровенностью, — но неважно. Однако я все таки очень рада вальсировать с вами.
— Вы очень любезны. Это в роде того, когда вам наступают на ногу, и вы отвечаете: „пожалуйста“.
— Нет, я люблю танцевать с вами… может быть это потому, что вы для меня кое-что, а другие для меня — ничто.
Инстинктивно, когда она ему это говорила со своим детским выражением, он притянул ее немного ближе к себе.
— Я, значить, для вас все-таки кое-что? — пробормотал он.
— Вы мой жених… и также мой кузен, — ответила она, улыбаясь.
Лицо Тремора опечалилось.
— Это верно, я забыл, — сказал он с некоторой напыщенностью, я ваш кузен!
— А вы, спросила она, вам приятно танцевать со мною?
— Что за вопрос! вы прекрасно знаете, что вы чудно вальсируете; я полагаю, что я не первый, который вам это говорит.
Если ей хотелось минуту перед тем причинить ему маленькую неприятность, они были квиты, хотя Тремор ничего не подозревал.
Музыка смолкла, они ходили по оранжерее, разговаривая с Жаком Рео, пришедшим поздороваться с Сюзанной; затем Мишель попросил другой танец у молодой девушки.
Она взяла свою маленькую записную книжку, но уже с неделю она в ней вела настоящую бухгалтерию. Видя листочки, покрытые нацарапанными именами, Мишель горько улыбнулся.
— Напрасно, не ищите; здесь нет более ничего для меня.
— Нет же, — попробовала она сказать, — только…
— Нет… и к тому же это и лучше, я прекрасно знаю, что танцевать со мной мало удовольствия.
Оркестр начинал наигрывать.
Так как Гастон Понмори медленно приближался, немного нерешительно, чтобы напомнить мисс Северн обещанный танец, Мишель на лету пожелал ему „добрый вечер“ и удалился.
Один момент Сюзи казалось, что она не в состоянии более веселиться, так ей было досадно на поведение Мишеля, но молодость, бьющая ключом молодость, еще не пресыщенная, взяла верх.
В кокетстве мисс Северн могло быть много бессознательности и простодушия. Желание нравиться было в ней так стихийно, так всепоглощающе, что она, казалось, задалась целью очаровывать также женщин, детей и самых простых людей, с которыми сталкивалась, и она была по-своему кокетлива с Колеттой, с Жоржем и Низеттой и с Мишо, как и со своими танцорами.