Невеста для чудовища
Шрифт:
Но увиденная картина мигом вытряхнула посторонние мысли из головы. Я застыла с разинутым ртом, намертво приклеившись к полу.
Дубовский с абсолютно каменной рожей прижимал к стене Илью, схватив того за воротник. Придушенный Илья болтал ногами в двух сантиметрах над полом, а в глазах его отражался занесённый кулак, который медленно-медленно, как в повторе лучших моментов, приближался к его побуревшему лицу. Визжащая Лизка вцепилась в могучий торс Дубовского, пытаясь его оттащить, но легче было сдвинуть гору. Именно она заметила
— Злата! — заорала она и всё вернулось к нормальным скоростям. Илья дёрнулся, кулак Дубовского впоролся в стену в миллиметре от его головы. С руганью он отпустил моего… бывшего, получается и обернулся. Лишённый поддержки Илья мешком рухнул на пол, надсадно кашляя.
Я не без удовольствия смотрела на синяк у него на скуле. Не зря я вчера кулаками махала, хоть что-то осталось на память.
Растрёпанный Илюха был жалок. Ни следа от вчерашнего монстра не осталось. Он смотрел на меня во все глаза — и в них был ужас. Конечно, кто не испугается, когда тебя собираются измолотить пудовыми кулаками?
Но потом до меня дошло — это был страх не перед Дубовским. А перед тем, что он сам натворил. Леденящий ужас. Боль. И бесконечное сожаление. Внутри меня что-то перевернулось. Безумный мир разделился на две части, и все мы вместе с ним. В одном жил весёлый и добродушный парень, который всегда приносил мне лимонную меренгу из любимой кофейни, хохотал над дурацкими анекдотами и таскал меня на плечах по всей Ибице. В другом — мразь и насильник, для которого я была меньше, чем вещь. Я не могла срастить их воедино, как ни пыталась. Как они могут жить в одном теле?
Взгляд Ильи зафиксировался на краю моей рубашки — точнее, рубашки Дубовского, — и ощутимо потемнел. Я и забыла, во что одета.
Сам Дубовский смотрел мне прямо в лицо, впервые со вчерашнего вечера рассмотрев при свете. И глаза у него были страшные. Пустые. Арктическая ледяная пустыня простёрлась передо мной, а в ней была Смерть. Он повернулся к Илье…
— Не надо! — Я схватила его под локоть. — Пожалуйста, не надо.
Мышцы под моими пальцами взбугрились и опали. Дубовский непонимающе нахмурился.
— Почему?
Я открыла рот. Закрыла. И правда, почему?.. Вместо жажды мести, которая опаляла бы и сжирала изнутри, я чувствовала только бесконечную усталость. Презрение. И жалость. И вдруг отчётливо поняла, почему.
Во мне есть сила, которая ему не доступна. Я смогу это перелистнуть. Забыть. Жить дальше. А Илья навсегда останется с этим. Будет знать, кто он на самом деле, кто скрывается у него внутри. И не сможет сбежать, как бы ни старался. Ни одна маска больше не скроет его от самого себя. Он сможет обмануть других, но сам будет помнить. И это будет для него куда худшим наказанием, чем самое жёсткое избиение. Сломанные кости срастаются. Сломанное Я остаётся таким навечно.
— Нам надо поговорить, — вдруг взмолился Илья. Его голос сорвался в конце фразы, полоснув меня прямо по сердцу. — Я всё исправлю,
— Будет, — тихо ответила я, чувствуя ком в горле. Я всё ещё держала Дубовского под руку, будто надеялась помешать возможной атаке, хотя на самом деле просто нуждалась сейчас в опоре. — Будет, но без тебя.
Илья взвыл и пополз по полу ко мне, я рефлекторно шарахнулась в сторону. Дубовский молча поднял его за шкирку, как щенка, напрудившего лужу на ковёр и принялся взбалтывать.
— Ещё раз, — сказал он отчётливо, — увижу твоё рыло — и больше его не увидит никто. Доступно объясняю?
Из-за болтанки ответ прозвучал неразборчиво.
— Не слышу, — издевательски сказал Дубовский и шваркнул Илюху на пол лицом вниз. Лиза, про которую я уже и думать забыла, тихонько вскрикнула — несмотря на слой ковролина, он в кровь разбил нос. И снова встал. Хотя противник был на полголовы выше и в три раза сильнее. Пошёл вперёд, глядя только на меня, слепо наткнулся на преградившую дорогу руку. Вид у него был безумный, губы дрожали.
— Прости меня, — шептал он, как горячечный, со слезами на глазах, — прости, прости… Не знаю, что на меня нашло… Это был не я! Если бы не эта *баная свадьба, я бы никогда… Ты меня сама вынудила, понимаешь?..
У меня одревенело лицо.
— Идите в номер, дамы, — сказал Дубовский, с глубочайшим отвращением глядя на Илью. — Здесь надо прибраться.
— Только не бей его, — повторила я просьбу, впервые за всё время открыто глядя ему в лицо.
Дубовский скривился. Видно, что мои мотивы для него столь же далеки, как его — для меня. Он процедил сквозь зубы:
— Такую падаль жалеть…
— Нет. — Я мотнула головой, от чего в ней будто разорвался снаряд. — Я жалею тебя. Не марай руки в такой день.
И ушла, затащив с собой совершенно ошалевшую Лизу. Больше ни разу не повернув голову в сторону бывшего.
Мои шаги измеряли комнату, но каждый раз получалось новое число. Споткнувшись о край ковра, я разорвала молчание, повисшее плотным пологом между мной и Лизой.
— Они невыносимы! — Я пытаюсь выровнять дыхание и терплю поражение. — Оба. Оба абсолютно, совершенно, невозможно невыносимы. Кунсткамера какая-то. А ты что молчишь? — вызверилась я на подругу.
Она вздрагивает, как от пощёчины. Рассеянно смотрит на меня, будто только заметила.
— Я в шоке, — говорит Лиза и нервно неестественно смеётся. — В какой момент моя жизнь превратилась в криминальный сериал?
— ТВОЯ жизнь? — спрашиваю я без тени улыбки. Раздражение вспыхивает в груди, разбегается по телу неприятными разрядами, заставляя меня морщиться. — Серьёзно, Лиз? А как насчёт моей?
Она вскидывает руки в защитном жесте. Волосы у неё встрёпаны, на лице ни следа макияжа, кроссовки вопиюще не подходят к кофте — и я чувствую запоздалый стыд. И благодарность. Лизаветта спешила, а я придираюсь к формулировкам.