Невеста инопланетянина

Дроздов Анатолий Федорович

— Где вы возьмете эти почки? — Андропов удивился.

— Выращу в реакторе. Когда мой робот делал вам инъекции, он взял немного клеток с каждой почки. Понадобится месяц, чтобы их вырастить, а дальше — просто.

— Мне придется подняться на орбиту? — спросил Андропов.

— Иначе не получится, — развел руками Кир. — Демонтировать робота и перевезти его на землю я не сумею, к тому ж бессмысленно. Не выйдет запитать его от местной электросети, мы попросту сожжем процессоры.

— А если операцию не делать?

— Вы проживете год от силы, а с пересаженными почками — двадцать.

— Двадцать? — Андропов удивился. — Вы шутите?

— Это стандартный срок для выращенных органов, — пожал плечами Кир. — А если сердце вдруг

начнет отказывать, то пересадим сердце. Но у вас оно пока не требует замены.

— Подумаю, — сказал Андропов. — Спасибо, Константин Васильевич. Иван Сергеевич, проводите гостя.

В приемной, натолкнувшись на пристальные взгляды генералов, Кир улыбнулся им и подмигнул. Через минуту атмосферник мчал его обратно. То, что Андропов не согласился на операцию по пересадке, его ничуть не огорчало. Тут все понятно: является какой-то хрен с горы в рубашке и сандаликах и предлагает Генеральному секретарю невероятное: подняться на орбиту, где лечь под скальпель робота. А вдруг инопланетянин задумал что-нибудь худое? Возьмет и умыкнет генсека на свою планету. Кир даже рассмеялся от этой мысли. Он не сомневался, что, подумав, Андропов согласится. Жить все хотят, и Генеральный секретарь не исключение. А, оказав ему ценнейшую услугу, Кир станет недоступным для начальников пониже рангом. И жизнь наладится. В приподнятом настроении Кир замурлыкал «Sway» и пел, пока корабль не приземлился на поляне в двух километрах от родного Заболотья…

[1] По адресу Даунинг-стрит, 10 располагается официальная резиденция премьер-министра Великобритании.

[2] То есть Тэтчер. На слух звучит как «Тэча».

Глава 11

11.

Кульчицкий критическим взглядом окинул приготовленный к чаепитию стол. Пирожные «безе» на красивой тарелочке, коробка конфет «трюфеля», изящный сервиз — чашки с блюдцами. Майор любил красивую посуду, да и гостям она нравилась, учитывая тот факт, что в гости чаще заходили женщины. Мужчины просто так заглянуть на чай к начальнику Первого отдела Центральной клинической больницы (ЦКБ) не стремились, как и большинство женщин, к слову. Но были избранные, которых Кульчицкий особо привечал. Информаторов руководителю Первого отдела ЦКБ иметь положено: вдруг кто-нибудь из персонала больницы удумал нехорошее в отношении руководителей, чьи портреты трудящие СССР носят на демонстрациях? Смешно, учитывая принципы отбора медиков в ЦКБ и тот факт, что лечение членам Политбюро назначает консилиум из докторов наук и академиков. Но положено иметь агентов, и Кульчицкий их имел. Кроме всего прочего, они могли шепнуть о слишком болтливом враче или санитаре, который, думая, что кругом свои, мог покритиковать советскую власть или ее отдельного руководителя. Правда, таких болтунов в ЦКБ практически не водилось: знали, где работают. И с кем…

Руководство Кульчицкого очень удивилось бы, узнав, что майору глубоко плевать на врагов советской власти и саму ее в целом. Сын генерала, он начинал службу в КГБ за границей под прикрытием атташе посольства СССР в Великобритании, где был завербован МИ6. Мартемьян Кульчицкий, названный так в честь деда, героя Гражданской войны, любил красивую жизнь, что заметили ушлые британцы. Мартемьяну сделали предложение, от которого он не смог отказаться, верней, не захотел. На скромную зарплату атташе не слишком разгуляешься, а вокруг столько соблазнов! Запад загнивал, как утверждала советская пропаганда, но запах стоял одуряющий! Кульчицкий сливал британцам доступную ему информацию, взамен получая хрустящие банкноты с портретом королевы. За них в отличие от советских рублей можно было купить все!

Отбыв положенный срок в резидентуре, Кульчицкий вернулся в Москву, где потихоньку делал карьеру в центральном аппарате КГБ. Работать не любил, поэтому по служебной лестнице рос неспешно. Помогал отец, но он скоро умер, и начальство Кульчицкого с облегчением

вывело его в действующий резерв. Вот тут и пришли на помощь британцы, подсказав агенту, чем ему следует заняться. О раскладах в КГБ они знали много. Кульчицкий попросился на должность руководителя Первого отдела в ЦКБ. В Комитете эта служба считалась непрестижной, туда обычно отправляли офицеров предпенсионного возраста или залетчиков, поэтому Мартемьяну пошли навстречу, сплавив его с глаз долой. А британцы обрадовались, став платить ему больше. Их интересовало здоровье кремлевских старцев, поэтому не скупились. Денег у Кульчицкого было много, и его единственной заботой было скрыть этот факт от окружающих. Семью он не баловал, к тому же был равнодушен к жене и дочери, отрывался обычно на югах, куда ездил каждый год. Рестораны, женщины, вино и вкусная еда… Он дарил любовницам французские духи и золотые украшения, доставал им заграничное белье и разные наряды, вследствие чего был ими обожаем. Женщины не знали, что он служит в КГБ, Мартемьян им представлялся работником торговли. Он и внешне походил на торгаша — невысокий, кругленький и лысый, но одновременно — сладкоречивый и веселый. Женщинам он нравился даже без подарков, ну, а с ними — так вдвойне.

В этот день Кульчицкий ждал ценную информацию. Вчера к нему заглянул сотрудник из «девятки»[1] и предупредил, что завтра в ЦКБ на обследование привезут Генерального секретаря КПСС. В этой связи руководителю Первого отдела предписывалось принять необходимые меры по своей линии, что Кульчицкий и пообещал. И теперь томился в предвкушении услышать сведения, за которые британцы хорошо заплатят.

…В дверь кабинета постучали, затем она открылась, и в проеме показалась дебелая фигура медсестры Синицыной.

— Можно, Мартемьян Егорович?

— Нужно, Леночка! — Кульчицкий встал из-за стола и улыбнулся. — Я тут прямо истомился, ожидая первую красавицу больницы.

— Ой, вы скажете: красавицу! — притворно возмутилась медсестра. — Есть и покрасивее.

— Для меня вы лучшая из всех! — сладким голосом проворковал Кульчицкий. — Мало, что обворожительная, так еще и умница, которых поискать. Проходите, Леночка, присядьте. Кушайте пирожные, конфеты, чай индийский заварил для вас. Три слона на этикетке.

— Вы меня совсем не бережете, Мартемьян Егорович, — делано вздохнула медсестра, сев к столу и окинув взглядом угощение. — Я же растолстею еще больше. Тут столько вкусненького!

— Ну, подумаешь, чуток поправитесь! — возразил хозяин кабинета. — А после похудеете. Ведь работа-то у вас нелегкая, ответственность большая.

— Это точно, — подтвердила медсестра и цапнула «безе» с тарелки. — Ошибаться нам нельзя. Свеженькое! — заявила, откусив кусок пирожного. — Ох, умеете вы, Мартемьян Егорович, угодить несчастной сладкоежке.

— Какая ж вы несчастная? — возразил Кульчицкий, придвигая ей поближе чашку с чаем. — Вы счастливая, работая с такими пациентами. Их другие граждане лишь на портретах видят, ну, а вы — воочию.

— Это да, — Синицина кивнула. — Вот сегодня к нам приехал на обследование сам Андропов.

— Я надеюсь, со здоровьем у Юрия Владимировича все в порядке? — сделав вид, что ему не слишком интересно, произнес Кульчицкий.

— Удивительно, но да, — подтвердила гостья.

— Неужели? — поднял бровь Кульчицкий. — В прошлый раз вы говорили…

— Так это было в прошлый раз, — Леночка довольно улыбнулась. — А сегодня он совсем другой. Язвы затянулись, выглядит свежо и бодро. Нам всем улыбался и шутил. Чазов очень удивлялся, говорит: «Вы совсем поправились, Юрий Владимирович! Рад, что помогло наше лечение». А Андропов засмеялся: «Ваше-то как раз не помогло. Вылечил меня целитель из деревни». Чазов даже потемнел лицом: «Как целитель? Кто он и откуда?» Андропов отвечает: «Приезжал из Белоруссии, молодой, красивый, Константин его зовут. Все, Евгений Иванович, больше не скажу, а не то замучаете парня. Мне он здорово помог, и еще поможет».