Невеста Крылатого Змея
Шрифт:
Пока Змей утолял жажду, Леда даже не стала распутывать свои ремни, только с трудом разминала онемевшие пальцы, чтобы достать баклажку с водой и тоже напиться. Отдых был недолгим и скоро Крылатый снова поднялся в небо. А его маленькая спутница закрыла глаза и опустила голову на плащ, покрывающий броню Чудовища. Леда уже не смотрела вниз и не замечала, как густые леса сменяются чахлыми осинниками и разреженными березовыми колками. Приближались непроходимые болота, на много верст расстилалась внизу безжизненная трясина с редкими островками суши. Права была Лесная бабушка, ни зверь, ни человек здесь не проберется,
Годар устал. Он даже немного корил себя за смелое решение добраться до Лунной долины в один день. Дорога долгая и разумнее было устроить ночлег у того тихого озерка, где делали короткий привал, а утром продолжить путешествие. Но Змей хотел быстрее попасть к истокам Великой реки и вернуться в Гнездовье, зная, что Ладушка уже полностью принадлежит ему, никуда не будет более рваться. И теперь Змей с усилием двигал свои мощные крылья, стараясь преодолеть болота и хотя бы дотянуть до сухих прогалин. Тяжело… Никогда прежде не летал так долго… устал.
Леда насторожилась. Девушке вдруг показалось, что дыхание Чудовища стало более шумным и даже свистящим. Змей то решительно устремлялся вперед, то парил на ветряных потоках, немного снижаясь. А внизу ожидало заблудших мрачное болото, и ему не видно было конца.
— «Миленький, потерпи! Миленький мой, это я виновата, не хочу никаких загадочных Дев, не надо мне ничего знать, ты у меня есть и этого довольно. Только не опускайся ниже, некуда здесь садиться, ни одного твердого бережка. Только дотерпи до лесов… Никогда более не пошлю причуды свои исполнять, всегда буду с тобой, родненький мой…».
Он собрал последние силы, когда зоркие глаза разглядели вдали островерхие ели. Еще немного и можно будет садиться. Но что это за громадина торчит из трясины близ самого берега? Похоже на мачты корабельные, а сам-то остов давно скрыт из виду, затянут в голодную бездну.
Солнце уже скрывалось за мохнатым ельником, когда Змей почти рухнул у кромки леса на твердую почву, глубоко ушел когтистыми лапищами в суглинок. Потом он еще долго лежал неподвижно, усмиряя пламя, бушующее в груди, и даже не сразу приподнял крыло, чтобы на него спустилась измаявшаяся наездница. Леда также не спешила, руки не слушались, крепления ремней не желали поддаваться озябшим пальцам. Но, наконец-то и девушка оказалась на земле.
— Годар, ты герой!
Но, кажется, сейчас он ее не слушал. Тяжелая морда Чудища была развернута в сторону топи. Янтарные очи Змея, не мигая, смотрели на то, что возвышалось над болотом, словно силясь восстать и тоже взмыть в поднебесье. Это были останки огромного существа, не дотянувшего когда-то до сухой земли, упавшего в цепкие объятия зыбучих песков. Годар даже ясно представил, как тот Неведомый ревел и метался, пытаясь вырваться из пучины, разгребал лапами едкую жижу и постепенно проваливался все глубже и глубже. Что привело его сюда? Зачем он решился на этот опасный перелет? Испокон веков Долина манила Крылатых Паломников и порой забирала жестокую плату, даже не раскрывая своих тайн, даже не позволив коснуться края своего Звездного покрывала.
— Годар, что это?
Он хотел подуть на нее теплым паром, да остерегся ненароком обжечь. Что он мог бы ответить?
— «Это отец мой, ладушка, и не
Змей прополз на брюхе чуть дальше от берега и оказался за спиной у Леды, что все еще разглядывала белые кости Великана, пропоровшие болотное чрево. А когда девушка обернулась, Годар уже надевал на себя измятую рубашку. Хвала Богам, можно теперь обнять человека, а не железную плоть Дракона. Леда не сдерживала чувств, подбежала ближе и Князь, отложив до поры пояс, крепко сжал девушку в объятиях. Леда всхлипывала, терлась лицом о его плечо, чувствуя какую-то странную вину:
— Тяжко тебе пришлось? Да я еще на спине…
— Тебя не почуял даже, будто перышко пристало, совсем невесомая.
— Это ты сильный, смелый… самый-самый на свете.
— Любимым бы назвала, больше порадовала.
Леда улыбалась счастливо, замирало сердечко под его вопрошающим взором:
— Ты знаешь, что люблю.
Молчал Годар, ибо переполняла душу великое счастье оттого, что держит свою Луну в руках и она с тем согласна. Не позволит исчезнуть ей. Будет беречь и любить всегда.
Приближалась ночь и следовало бы найти место для отдыха. Минувший день выдался непростым, а близка ли цель путешествия Годар лишь смутно подозревал. Надобно ладушку свою успокоить, развести костер и подкрепиться остатками еды, надо дождаться утра. Но и этим планам не суждено было сбыться, где-то недалеко из густой кроны разлапистой ели раздалось пение. И вот чудно, будто бы даже человеческий голос. Только Леда уже сладким песенкам не шибко доверяла:
— Годар, не ходи! Там ловушка какая-то, не иначе. Опять кот-людоед сидит, путников к себе манит.
— А вот сейчас и посмотрим, позади меня стань и не бойся ничего. Не доводилось мне прежде Баяна видеть, а узнать бы его не прочь.
— Страшно-то как, Годар…
Песня эта была очень грустной. Нежный, но такой печальный мотив. А, может, на то Злодей и рассчитывал — восплачет жалкий человечек, расчувствуется, да и сам попадется в когти. Однако Змеиный Князь был настороже, даже и не думал поддаваться колдовским чарам, крепко держал в руке небольшой острый нож, ужо не поздоровиться обманщику.
Но вот Леда вскрикнула в изумленье и ухватила Годара за плечо — виданное ли дело, среди седых лишайников, что в беспорядке свисали с еловых лап, мелькнула маленькая женская головка.
— А ну, покажись, кто ты есть!
Тут Леда снова испуганно пискнула и спряталась за широкой спиной мужчины, зря, видно девушка храбрилась, думая, что после всех чудищ-уродцев заброшенной деревеньки уже ничего ее не смутит, не повергнет в дрожь. Существо, что сейчас скакало на птичьих лапах по колючим ветвям ей бы и в жутком сне не привиделось.