Невеста миллиардера

Маринелли Кэрол

– Зачем? Я и так еле-еле уговорил тебя прийти. А если бы ты знала, что здесь будет, я и силком бы тебя сюда не затащил.

Кисло уставившись в свою рюмку, Эйден тихонько икнул.

– Таб, - начал он мягко, - что с тобой сегодня случилось? Прежде чем ответить "ничего", вспомни, что мы давние друзья и поэтому притворяться друг перед другом, будто все нормально, когда что-то явно не в порядке, бессмысленно. Ведь тебя не свадьба расстроила, правда? Что случилось-то?

Табита молчала, теребя свои рыжие локоны и наматывая их, как маленькая девочка,

на свои длинные пальцы.

– Твоя бабушка?
– Эйден понял, что попал в цель, увидев, как Табита закусила губу.
– Ну, и что она учудила на этот раз?
– в голосе Эйдена послышались шутливые нотки.
– Продала фамильные драгоценности?

Табита подняла голову. Ее глаза оставались серьезными.

– У меня совсем другая семья, Эйден. Фамильных драгоценностей у нас нет. Прости, прибавила она, - ты ведь не виноват в этом.

– В чем "в этом"? Таб, скажи наконец, что происходит.

– Она перезаложила свой дом, - выдохнула Табита, до того невольно сдерживавшая дыхание, - чтобы уплатить карточные долги.

– Если не ошибаюсь, ты уже говорила об этом месяц назад, - заметил Эйден.
– Ты же ходила с ней в банк и помогла все оформить. Разве она теперь не может расплатиться с долгами?

– Она взяла ссуду, - странно дрожащим голосом продолжила Табита, - и сразу же проиграла ее в казино на игровых автоматах.

– Что, всю?

Эйден открыл рот и вытаращил глаза. От его сочувствия Табите легче не стало, и она хмуро кивнула.

– Итак, у нее остаются все старые долги, из-за которых было столько проблем, плюс большие новые.

У Табиты к горлу подступили слезы. Когда подошел официант, она, отказываясь от вина, накрыла свой бокал рукой, зато Эйден решил пополнить истощившийся запас.

– Позволь мне помочь тебе.
– Табита возмущенно помотала головой, но Эйден продолжал, не обращая внимания:

– Да брось ты! Милая, ведь для меня это капля в море. Я еще не поделился с тобой радостной вестью: вчера я продал картину!

– Эйден!
– От радости Табита взвизгнула и обняла Эйдена.
– Вот это новость так новость!

– Табита, пожалуйста, позволь мне помочь тебе. Вернешь, когда сможешь. Мы идем в гору, дорогая моя, - Эйден широко улыбнулся, - я это чувствую.

Но Табита покачала головой.

– Ты - может быть. Что касается меня, то тут более уместно выражение "катиться под гору". Она снова помрачнела.
– Меня пригласили на просмотр для следующей постановки.

– И что тут такого?
– Эйден пожал плечами. Ты пройдешь его.

– Может быть, но до сегодняшнего дня меня принимали просто так, без просмотра. Для меня всегда находилась партия. Все оттого, что я старею.

– Господи боже мой! Да тебе всего двадцать четыре!

– Мне двадцать девять, - поправила Табита, натянуто улыбнувшись.
– Я не могу принять деньги, не будучи уверенной, что смогу отдать долг.

– Ну пожалуйста, - не отставал Эйден, однако Табита была непоколебима.

– Нет, Эйден, шутки в сторону. Я должна выкарабкиваться сама.

– Ты уверена?

Табита решительно кивнула, и Эйден, слегка пожав плечами, отступился.

– Среди всех этих снобов настоящих друзей можно по пальцам пересчитать. А если бы вдруг исчезли все деньги, вслед за ними исчезли бы и девяносто процентов гостей.

– А вот твой брат считает, что я одна из таких.

Глаза Эйдена сузились.

– Таб, прости, если тебе от него досталось.

Хотя я ничуть не оправдываю отвратительное поведение Завье, но у него есть основания

относиться к окружающим с подозрением, тем более когда дело касается женщин. Недавно он испытал сильное разочарование.

– Наверное, эта женщина сумасшедшая, - задумчиво предположила Табита.

– Не сомневайся. Таб. Я не вру. Такое милое, доброе создание, как ты, не выдержит в его обществе и пяти минут. Я обожаю Завье, но и врагу не пожелаю испытать его черную ненависть на себе. Все кончится слезами, иначе и быть не может. Он сломает тебе жизнь. Но ты-то здесь со мной, не забыла? Не вздумай выдавать меня, строя моему брату глазки.

Табита рассмеялась.

– Я об этом бы на твоем месте не беспокоилась. Он ясно дал понять, что обо мне думает. И могу заверить, что это совсем не лестное мнение.
– Эйден поморщился, а Табита улыбнулась.
– Он убежден, что я преследую тебя из-за твоего богатства.

– О господи!
– Эйден дополнил свой наполовину опустошенный бокал.
– Узнай он правду, с ним бы случился удар.

Табита сама налила себе выпить, но, в отличие от Эйдена, попросила проходившего мимо официанта изрядно плеснуть ей в бокал содовой.

– Значит, он ничего не знает?

Эйден пожал плечами.

– Не уверен. Однажды он предпринял попытку поговорить со мной. Этот разговор можно охарактеризовать как ободряющую речь старшего брата.

Ну, ты можешь себе ее представить: "разберись в себе", "повзрослей наконец", "да в чем, черт возьми, твоя проблема?".
– Эйден залпом осушил бокал.
– В конце концов он спросил открытым текстом, не гей ли я.

– Так почему же ты не сознался?

– Я счел это несправедливым по отношению к нему. Я никогда не смогу сказать об этом отцу: это довело бы его до сердечного приступа, а все заботы в очередной раз легли бы на плечи Завье. Все и так сидят у него на шее.

Табита была заинтригована и придвинулась к Эйдену поближе.

– То есть как?

– Все дела ведет Завье. Отец очень болен.

Знаю, так по нему не скажешь, но это только вопрос времени. Ему требуется операция на сердце, но анестезия в его случае - большой риск.

Ни один хирург не пойдет на это, тем более что пациент - Чемберс.

– Но ему наверняка может быть предоставлено самое лучшее лечение.

Эйден невесело усмехнулся.

– И лучшие адвокаты. Я не хирург-кардиолог, но я знаю его состояние. Операция в этом случае невозможна - слишком уж велик риск. А сердце у отца до того слабое, что оснований скрывать правду у меня более чем достаточно.