Невеста смерти
Шрифт:
Гайя ощутила под собой нежную, слегка щекочущую кожу зелень и полной грудью вдохнула окутавший их обоих аромат. Марс опустился рядом на колени, продолжая целовать и ласкать ее, боясь, что при малейшем его резком движении она взлетит на ноги и уйдет. Но девушка лежала спокойно, и он решился нависнуть над ней, коснувшись своим уже невыносимо тяжелым и горячим органом ее обнаженного живота. Она с изумлением вскинула глаза и слегка коснулась пальцами невиданной части его тела. Нельзя сказать, чтоб она не видела, как мужчины справляют малую нужду, и даже прямо не сходя с коня при спешных маршах, но такое она действительно
— Марс… — она провела пальцами по всей длине, чувствуя пульсирующую силу.
Он смог в ответ лишь застонать, и она заметила мелкие кровоточащие царапины на его теле:
— Что это? Откуда?
— Не важно, не отвлекайся…, - и он прижался к ней всем телом, заставляя свой орган пробиваться между ее бедер.
Ее огромные глаза стояли перед ним, и Марс стал целовать эти взрагивающие веки и порывающиеся что-то спросить губы, заставляя забыть ее обо всем. Запах тимьяна скрывал все остальные запахи вокруг и кружил голову — Марс успел подумать, что уже ничего не соображает, и способен чувствоаать только прикосновения любимой. Даже если бы сейчас сюда, в сад его фамильного дома в лучшем районе Рима, ворвался бы отряд батавов в медвежьих шкурах, он и тогда бы не смог оторваться от тела любимой, разве что закрыл бы ее собой. Он и закрыл, остатками сознания чувствуя, как медленно раздвигаются ее ставшие горячими бедра. И провалился в эту горячую влагу, чувствуя своим животом, как она поднимается навстречу ему на локтях.
Гайя понимала, что происходит нечто странное, но запах тимьяна приглушал все внешние ощущения, сужая мир до рук и губ Марса. И она, повинуясь зову своего тела, поднялась ему навстречу и прижалась к его внезапно согревшейся и повлажневшей уже не от воды, а от пота груди. Она поднялась бы, но его большое крепкое тело было сверху, и она невольно обвила его ногами и руками, чувствуя, как в ее теле оказалось незанятое пространство, куда и устремилось то удивительное естество, что она увидела у Марса впервые в своей жизни — хотя и выхаживала его несколько раз, лежащего в беспамятстве, и видела его целиком, но совсем не таким.
Короткая, промелькнувшая на задворках сознания боль заставила ее вдохнуть — и не более того, а затем то сладкое ощущение, которое захватило ее, заставив уступить ласкам Марса, вновь захватило ее от макушки до пят…
…Они очнулись оба одновременно, беспомощно оглядываясь вокруг — поляна тимьяна напоминала поле битвы, смятая и забрызганная кровью, которой были измазаны их бедра и животы.
— Марс? — она заботливо взглянула в его глаза, забывая о себе. — Неужели так можно ободраться в кустах троянды?!
— Моя милая, какая еще троянда? — он с трепетом коснулся ее бедер. — Тебе не очень больно?
— Мне? — она посмотрела на себя и снова расширила глаза при виде капель крови на бедрах. — Это же твоя кровь…
— Нет, — он наклонился к ней, покрывая поцелуями ее лицо, шею, грудь. — Твоя. Спасибо, милая… Ты сделала меня счастливейшим из смертных… Ты сберегла себя… Прости меня….
— За что? — она удивленно провела руками по его коротко остриженным волосам. — Это был мой выбор.
— Тем ценнее он для меня…
— Но нам пора отсюда выбираться. А то будут искать, и увидят такие сцены троянской войны…
Они
— Гайя… Моя любимая Гайя…
Она слегка отстранилась, ответив все же на его поцелуй:
— Марс, иди сюда, я помогу тебе обмыться.
Но он, сделав несколько шагов к краю бассейна, обхватил ее руками и они вместе повалились в воду, показавшуюся еще более приятной и освежающей.
Гайя стала осторожно смывать засохшую кровь с его царапин на бедрах, а Марс, вообще не чувствуя боли от бродящего в жилах перевозбуждения, стал целовать ее плечо, щекоча его языком.
— Не хулигань! — нежно шепнула Гайя, снова отбрасывая за спину опять промокшие волосы, пахнущие теперь тимьяном.
— Я? — удивился Марс, а сам скользнул под водой между ее бедер, осторожными движениями пальцев промывая там все.
Он не стал говорить Гайе о том, что искушенные в любовных делах римлянки, та же Луцилла, повадившаяся терзать в букавальном смысле слова и его, и Тараниса, сразу же после любовных утех обмывали себя большим количеством воды, смывая снаружи и изнутри все следы мужского семени, чтобы избежать нежелательной беременности. Обрушивать такие сведения на Гайю он не хотел прямо сейчас, но и понимал, что вряд ли она готова стать матерью прямо сейчас, даже не успев поносить фалеры старшего центуриона. Да и было бы жестоко, с точки зрения Марса, обречь ее, не оправившуюся после ранений и трудов крайних месяцев, снова испытывать свой организм, вынашивая дитя. В конце концов, у них была целая жизнь впереди…
Они плавали еще какое-то время, пока не продрогли на самом деле, и только тогда выбрались и отогрелись еще и в теплой ванне, отправились в спальню, где залезли вместе под одеяло и заснули, не выпуская рук друг друга.
Ренита, по привычке войдя в спальню к Гайе, опешила — на подушке, тесно прижавшись, лежали две головы, и пушистые распущенные локоны Гайи оплетали не только ее плечи, но и гордо развернутые даже во сне загорелые плечи Марса.
Ренита поначалу чуть не ахнула от неожиданности, но тут же залилась краской — она же сама первая нарушила все и всяческие приличия, отдавшись Таранису — без свадьбы, варвару, в чужом доме, да еще и исполняя обязанности врача, тем самым нарушив одну из заповедей клятвы Гиппократа, предписывающей соблюдать целомудрие. Это не запрещало врачу создать семью, но пресекало даже помышления о всяком бесчинстве. И Ренита то кляла себя и свою минутную слабость, то со сладкой мукой вспоминала руки и губы красавца-кельта на своем теле.
Она избегала встреч с ним несколько дней после того неожиданного соития в ванне, чем вызвала недоумение Тараниса, сменившееся вскоре мрачной грустью, заставившей помутнеть его сапфировые глаза. Она бережно, но молча и торопливо осматривала и смазывала его заживающие раны на лице, и старалась как можно быстрее найти предлог выскользнуть из комнаты.
Наконец, Таранис не выдержал:
— Что случилось? Я стал тебе противен?
Она выдернула руку из его руки:
— Нет.