Невеста смерти
Шрифт:
— Поставь же. Укушу, — пошипел Дарий, и Рагнар от неожиданности угрозы осторожно опустил его на ноги, привалив к стене.
— Ты чего?
— Посты сейчас будут. Сразу поднимут панику, поволокут на плаще.
— И что? Не на щите же.
— К Кезону?! Да лучше сразу к Харону, — Дарий фыркнул, не имея ни малейшего желания сейчас пускаться в мрачные рассказы про лечение рубленых ран с помощью слабительного, прописываемого якобы для очищения и облегчения организма раненого. И уж совершенно никому он не стал бы пересказывать те мерзости, которые распускал про Гайю врач когорты. Уж кому-кому, как ни Дарию,
Даже когда Дарий понял, что Марс, с которым она прослужила долгие годы и вместе перешла в когорту спекулаториев, тоже безумно влюблен в девушку — Дарий не отступил. Он просто предпочел любить ее издалека, но быть всегда рядом тогда, когда надо было помочь или поддержать. А с кем в конце концов останется Гайя, он даже не задумывался, будучи уверен, что ни с кем — уж слишком девушка была гордой, независимой и влюбленной в службу.
Гайя, увидев факелы, задышала ровнее и позволила себе оглянуться на незваного собеседника. Его лицо по прежнему было скрыто черной тканью, как и у нее, но в мечущемся свете больших факелов черты лица стали резче и четче, и были видны частично высокие твердые скулы, ровная переносица, часть лепного лба, обтянутые загорелой кожей, лучики морщин со светлыми промежутками в углах усталых безжалостных глаз.
— Так кто ты?
— Гайя, неужели ты меня не помнишь? — он коротко засмеялся и стянул маску. — Ах, да, конечно… Хотя тебя я узнал и в темноте даже спустя восемь лет.
Незнакомец даже сейчас, в полутьме, усталый и грязный, был хорош собой. На вид тридцати с небольшим, с жестким волевым подбородком, на конце которого была небольшая ямка, с прямым ровным носом, оканчивающимся трепетными тонкими ноздрями, как у породистой лошади, Легкая темная щетина на щеках и подбородке оттеняла резкие и лаконичные черты его сурового лица — лица настоящего римского воина.
Она недоуменно молчала, перебирая в памяти события, предшествовавшие ее побегу из дома. Неужели?! Она смутно вспомнила, что, помимо закрывшего ей белый свет несостоявшегося жениха Валерия Глабра, был еще какой-то Апполинарис, молодой офицер, зачастивший в их дом и о чем-то подолгу разговаривавший с ее родными при закрытых дверях. С Гайей, вечно растрепанной и лазившей то на шелковицу за забравшимся туда котенком, то на смоковницу положить выпавшего из гнезда птенчика, он особо и не общался — так, проходил мимо если, то смотрел на девчонку испытующим улыбчивым взглядом, но не более того. Но он уже тогда был центурионом.
— Доблестный Апполинарис?! — неуверенно спросила она.
— Просто Рис. Для тебя просто Рис, — он положил свою ладонь на ее, сжимавшую по-прежнему меч. — Тем более, что меня догнала почти по фалерам… Старший центурион в двадцать шесть? Так, глядишь, и трибуном станешь скоро.
— Рис…, - промолвила она, привыкая к новому имени и задыхаясь от навалившихся непрошено воспоминаний о родительском доме, детстве и так неожиданно оборвавшейся юности. И вдруг сказала
— Так, — вдруг посерьезнел Рис. — Какие родичи?! Они тебе там нужны? Вышвырну, как только поднимемся, пообщаемся с поганцами и хоть чуть отмоемся от этой склизклой дряни.
Она удивилась такому резкому переходу от схватки в подземелье, где каждый шаг мог стать последним, к мелким и никчемным с ее точки зрения разборкам с какими-то родичами, каким-то образом умудрившимися выжить ее из дома.
— Не стоит. Пусть их. Мне все равно некогда украшать атриум драпировками. Для меня дом скорее память о тех людях, которые жили там и были мне дороги. Больно это, а не то, что мне там не дают жить. Я и сама не хочу, — и неожиданно прибавила более резко. — А хотела бы, давно бы разобралась. Суд в Риме работает исправно, и Римское право незыблемо.
— Ах, Гайя, — улыбнулся одним уголком рта Рис. — Ты все такая же. Гордая и бескомпромиссная, отважная и… И необыкновенно прекрасная. О Юпитер, ты хоть знаешь, какой стала красавицей?!
Она удивленно уставилась на него, чувствуя, что брови уходят от удивления под маску:
— Я? Красавицей? Слушай, а может ты все перепутал? Спутал меня с кем другим?
— Нет. Тебя, моя любимая и долгожданная Гайя, я не спутаю ни с кем. Можешь не верить, но я искал тебя все восемь лет. И когда ты убежала, я тут же отправился на поиски.
— Да, видать, кот-мышелов из тебя не вышел! — пошутила Гайя, видя, что они уже поднимаются по ступеням, вырубленным в каменном монолите, на котором был построен Табулярий.
— Тогда да. Но за эти годы я научился, — и было непонятно, шутит Рис или говорит серьезно.
— Научился чему?
— Ловить. Догонять. Выслеживать. Затаиваться и выныривать из темноты и из воды. Страшно?
— Нет, — она пожала плечами. — Для меня это работа. А тебе же за тридцать уже должно быть?
— Тридцать один. Я старше тебя на целую войну.
— Здорово. Я бы хотела бы с тобой встретиться в более спокойной обстановке, на тренировке. Уверена, что ты мог бы многому научить нас с ребятами.
— А что, мысль мне нравится. А то вот так подстрелят, и весь опыт к воронам. И вообще, у нас с тобой впереди теперь много времени. Уверен, нас-то с тобой точно не подстрелят. Боги любят пьяных, глупых и влюбленных.
— Я не пью.
— Я тоже. И мы с тобой не дураки явно, если носим свои фалеры и еще живы.
— Тогда что?
— Гайя, я влюблен в тебя точно также, как и восемь лет назад. Вот ты даже маску не сняла, а мне достаточно видеть твои глаза, брови, поворот головы. Из сорванца ты стала прекрасной воительницей, Минервой, Артемидой…
— Вот уж Артемидой….
— А что? Не знаешь, что Диана не только охотница, но и богиня плодородия, а Гомер считал ее образом девичьей стройности?
— А еще она богиня целомудрия.
— И при этом дает помощь в родах. Ты меня не переспоришь, моя найденная прекрасная невеста. О великие боги, как же я рад, что ты осталась прежней Гайей во многом! Не представляю, смогла ли ты бы заинтересовать меня, если бы только скорбно обрывала бы розовые лепестки возле статуэток Лар.
— А еще я обрываю уши врагов. Все еще нравлюсь?