Невеста смерти
Шрифт:
Оба отмывшиеся от пыли и пота, чистые, в струях прохладной воды, они стояли по пояс в воде и обнимались. Дарий очень осторожно поцеловал девушку, стараясь вложить в поцелуй все раскаяние, овладевшее им — за то, что бы с ней так груб сегодня. Она ответила, сначала неохотно, но постепенно все откровеннее и откровеннее. А затем Дарий почувствовал, как ноги девушки, ее тонкие длинные бедра скользнули по его бедрам и сомкнулись на пояснице. И он перестал себя сдерживать — развернулся так, чтобы солдатам в лучшем случае была видна его спина, сорвал одной рукой узел сублигакулюма и бросил его на куст — а вот с поясом расставаться не рискнул.
Наконец, оба обессиленные, они опустились в воду, тяжело дыша и приходя в себя.
— Пора выбираться отсюда, — тихонько шепнул ей Дарий.
Он привлек ее к себе, прижался губами к виску, очень мягко и нежно поцеловал, а потом вынес из воды на руках. Они прошли по воде туда, где берег был песчаным, и прошли той же тропинкой к стоянке, светившейся огнями осторожных, небольших костров, почти не дымящих — это постарался Квинт.
Дарий заметил, что девушка начала подмерзать в прохладном ночном воздухе. И подвел ее ближе к костру, накинув на плечи плащ и завернув ее с руками.
— Мне еще косу сушить, — пролепетала Рыбка, борясь со слипающимися глазами.
Дарий, уже не стесняясь ребят, расправил ее волосы так, чтобы они не вспыхнули от случайной искры и несколько раз встряхнул в теплом, подрагивающем воздухе возле огня. Поняв, что девочка засыпает на ходу, он подхватил ее на руки, завернутую в плащ, и уложил рядом с собой, согревая своим телом.
На рассвете Дарий поднял отряд — время не ждало, а силы восстановить времени хватило. Они собрались, перекусили — и вот уже снова под ногами пылит дорога, а над залитыми потом людьми кружат тучи кровососущих насекомых. Дарий не мог постоянно находиться рядом с Рыбкой — в ее же интересах, потому что ставить девочку в особое положение перед остальными не хотел, да и, любуясь Рыбкой, неутомимо шагающей в строю и успевающей еще замечать каких-то птиц и мотыльков в придорожных заболоченных кустах, можно пропустить засаду.
На привале он все же подошел к девушке, устало привалившейся спиной к своему вещмешку. Она сосредоточенно подтягивала ремешки кальцей, что-то рассматривала на деревянной подошве, от напряжения вытянув свои запыленные до колен, тонкие стройные ножки перед собой и шевеля длинными пальчиками, серыми от пыли.
— Натерла ногу? — искренне испугался Дарий, понимая, что если это так, то идти девушка вряд ли сможет, и придется нести ее по очереди всем, а это может вызвать резкую смену настроения у ребят по отношении к Рыбке.
— Я? — она и не заметила, как он подошел, и встрепенулась теперь всем телом, едва не вскочив на босые ноги.
Дарий придержал ее за плечо:
— Сиди, не прыгай. Дай-ка я взгляну, — он наклонился к ней, но ничего подозрительного не заметил на ее узких ступнях размером несколько больших, чем у Гайи, но тоже ровных и с высоким подъемом.
— Я не натерла! — засмеялась Рыбка, ловко подгибая ступни под себя и растопыривая коленки, отчего сидевший неподалеку парень, тоже возившийся со своими кальцеями, едва не заглотил ремешок, который придержал зачем-то зубами. — Ты не поверишь, но я умею ходить долго. Мы же ходили в храме Флоры собирать растения.
Дария сначала бросило в жар при виде ее бедер, вынырнувших из-под задравшейся туники, а затем он задохнулся от удивления — вот почему девочка так спокойно переносила тяжелый даже для закаленных молодых воинов марш.
— Но вы же не так быстро? — вмешался тот самый декурион, который всю дорогу исподволь опекал Рыбку.
— Конечно, нет! Мы же всматриваемся в каждую травинку! Смотрим и запоминаем, какие и где созрели ягоды, какой куст растет в полную силу и с него плоды будут полны целебных ил, а какому и самому бы не загнуться.
Дарий слушал ее веселый голос, толкующий о таких вещах легко и понятно, и все больше удивлялся тому, со скольких же сторон раскроется ему нежная, гордая, стремительная и отважная Рыбка.
Вторая ночевка была короче, тише и тревожнее предыдущей. Они уже были в нескольких часах пути до того места, к которому стремились. Если допрошенные пленники не солгали и не ошиблись, то после полудня они должны будут выйти в окрестности лагеря наемников.
Ксения проверила еще раз сумку с медикаментами и порадовалась, что трибун, красивая, несмотря на рост и широкие плечи молодая женщина, сама помогла ей собраться. По пути с жалобами к ней никто не обращался, хотя трибун и предупредила, что ребята сами и не подумают признаться, что болит где-то. Рыбка пыталась спрашивать у ребят на привалах:
— Все целы?
Но в ответ слышала только шутки — например, про Тита, который не цел настолько, что его по вещмешкам разложили всем поровну. Тит, оказавшийся вполне без изъяна и довольно смешливым молодым воином лет двадцати пяти, на насмешки друзей ответил какой-то колкостью, а Рыбке предложил:
— Хочешь, могу и тебя на плечи посадить? Поедешь, как пун на боевом слоне!
Рыбка рассмеялась:
— Может, за то пуны и поплатились, что своими ногами топать не любили. Наши Карфаген разрушили и борозду там провели. Больше ста лет назад…
Но тут прозвучала команда строиться, и снова Рыбка шагала в строю, стараясь не гнуться под тяжестью вещмешка и медицинской сумки.
Она радовалась, что они не отправились в полном вооружении — ей было еще довольно трудно в нем бегать на учениях, но все та же трибун с золотистыми волосами, свободно стекающими по наплечникам доспехов, успокоила Ксению, пытающуюся самостоятельно справиться с затягивающимся ремешками на спине панцирем:
— Это дело привычки, — женщина одним движением расстегнула перекрутившиеся во время бега ремешки. — Затягивай потуже. И они не будут елозить по спине. Девочка ты крепкая, здоровенькая, легко приучишься и бегать в них, и сражаться.
— А ты давно носишь их? — набралась смелости Рыбка, глядя в зеленовато-переливчатые, немного усталые глаза женщины, слегка подведенные изящными линиями черной и светло-синей краски.
— Тебе сколько лет? — прищурилась слегка трибун, окидывая взглядом тоненькую, чуть угловатую от выпирающих ключиц фигурку.
— Семнадцать! Почти…
— Что ж, — вздохнула женщина, растирая правой рукой запястье левой, стянутое наручем. — Я пошла служить в восемнадцать. Тоже почти… но год есть год в таком деле. Ладно, не переживай. Ешь как следует, упражняйся, не ленись.