Невеста тирана

Семенова Лика

Рука тиранихи взметнулась, подобно бабочке, и щеку ошпарила хлесткая звонкая пощечина:

— Это вам на правах матушки, моя милая. Какая же вы дура…

Сеньора Соврано отпихнула Джулию плечом и пошла в сторону лестницы, ведущей в покои Фацио. Джулия выпрямилась, подняла голову:

— Именем сеньора Фацио, сеньора, вам не позволено туда идти.

Тираниха замерла, медленно повернулась:

— Не думайте, что стали весомее, разбрасываясь именем моего сына.

— Он сам дал мне это право.

Сеньора Соврано усмехнулась:

—

Нет у вас никаких прав. Одни наглые фантазии. И не будет, не надейтесь. А если станете тявкать мне в спину, я прикажу служанкам покрепче подержать вас, чтобы вы не путались под ногами.

Она повернула на лестницу, но тут же остановилась, глядя наверх. Джулия проследила ее взгляд и увидела стоящего на вершине Фацио. На собственных ногах, в наброшенном на плечи черном плаще. Он едва заметно наклонил голову:

— Матушка.

Та натянуто просияла и посеменила наверх, протягивая руку. Но Фацио ее не принял. Тираниха помрачнела:

— Я не вижу вас уже несколько дней, сын мой…

— Разве вам не озвучили мой приказ?

Джулия похолодела: он все слышал. Наверняка большую часть разговора. И, судя по всему, все видел.

Тираниха прижала руку к груди:

— Да, но…

— Возвращайтесь к себе, матушка. Я посещу вас, когда сочту нужным. Сеньора Джулия, — он посмотрел вниз, — а вы останьтесь.

Глава 50

Стало невыносимо стыдно. Какой бы не была эта кошмарная женщина, но она мать владетеля Альфи. Не стоило все это говорить… Будто схлынул какой-то дурной лихорадочный морок. Джулия стояла в полнейшем ужасе, смотрела, как тираниха развернулась, спустилась с лестницы и прошла мимо, будто Джулия стала пустым местом. Даже Доротея не взглянула на нее.

Она боялась посмотреть наверх. Замерла, глядя под ноги. Лишь слушала, как разливаются в гулкой тишине звуки отдаляющихся шагов. Словно тревожный набат. Господь всемогущий! Ведь никто не тянул за язык! Все выскочило само собой, точно в каком-то нервном припадке. Сама сотворила — самой и отвечать…

Фацио молчал. Вероятно, ждал покаяния. Мать… какая ни есть. Фацио мог относиться к собственной матери, как угодно, хотя бы на правах сеньора. Но Джулия не имела права говорить подобное в присутствии посторонних. Тем более, слуг! Впрочем… тираниха тоже… Став сеньорой Соврано, Джулия встанет выше этой стервы. Чем бы не обернулся этот брак. Вероятно, в этом и вся причина.

Джулия глубоко вздохнула, подняла голову, инстинктивно вытирая о юбку взмокшие от волнения ладони. Посмотрела на лестницу, но Фацио не увидела. Неужели он оказался настолько разочарован, что ушел? Джулия сотворила знак, отгоняющий беду, обогнула перила и шагнула на ступени. Но, тут же, припустила бегом — Фацио сидел на полу, прислонившись спиной к каменным балясинам. Плащ распахнулся, и под ним виднелась голая грудь

с яркими розовыми росчерками едва затянувшихся шрамов. Он вновь был глянцевый от испарины.

Джулия опустилась рядом, тронула его раскаленный лоб:

— Зачем вы поднялись, сеньор?

Она решительно взяла его за руку и принялась считать вслух, но успела лишь до тридцати пяти. Даже толком не ощутила накатившей слабости.

Фацио отнял руку:

— Хватит.

— Зачем вы встали? Вам нельзя.

Он тяжело поднялся, ухватившись за перила. Похоже, этот выход стоил ему последних сил.

— Ты никогда не смогла бы остановить мать. Я не мог допустить, чтобы она увидела мое состояние.

Джулия кивнула:

— Пойдемте, вам нужно лечь.

Нужно было вернуть Фацио в кровать, разговоры потом. Джулия помогла ему вернуться в покои. Фацио задержался у двери Дженарро. Уже рассвело, комната наполнилась ровным теплым светом, и поверженная мощная фигура камердинера прекрасно просматривалась на запачканной кровью простыне. Он по-прежнему лежал на спине, закрыв глаза, грудь тяжело вздымалась. На повязке уже проступила свежая кровь. Скоро нужно сменить.

Фацио вздохнул:

— Ты говорила с Мерригаром?

Джулия покачала головой, понимая, что не сделала очевидной вещи.

— Принеси ему своего зверя.

Она ничего не стала спрашивать, лишь кивнула:

— Хорошо.

Лапушка по-хозяйски разлегся на покрывале, и лишь повел огромными ушами, когда они вошли в комнату. Джулия, наконец, уложила Фацио в постель, а зверек бесцеремонно устроился в подушках прямо над его головой. Спокойно и невозмутимо, будто делал так много-много раз. Спальня была полна утреннего солнца, но Лапа по-прежнему ярко светился голубым, словно мягко жемчужно сияла каждая шерстинка. Джулия уже ничему не удивлялась — не было сил.

Фацио опустил голову на подушки, Джулия обтерла его взмокшее лицо. Молчала. Ждала, что он упрекнет за мать. Но Фацио тоже молчал. Может, ждал объяснений?

Джулия отстранилась, опустила голову:

— Вы все слышали, да? — Она нервно теребила на коленях кусок оторванного полотна. — Я не хотела все это говорить. Это было непозволительно.

Он молчал. Смотрел на окна, наконец, повернул голову, и красивое смуглое лицо исказилось кривой усмешкой.

— Ты часто извиняешься?

Джулия даже растерялась от этого вопроса. Пожала плечами:

— Тогда, когда считаю, что была несправедлива или неправа.

Фацио вновь помолчал, глядя в сторону. Поднял глаза:

— Сейчас ты была неправа?

Теперь молчала Джулия. Она боялась быть неправильно понятой, но нужно было что-то ответить. Да, Фацио говорил, что не питает иллюзий по поводу собственной матери, но он сын и сеньор… Он может говорить, что угодно.

— Сеньора — ваша мать. И, уже поэтому, я была неправа.

— А она?

Джулия вновь молчала. Наконец, все же ответила: