Невеста в бегах. Гуси, грядки... герцог?!
Шрифт:
—Ты сделаешь то, — мертвым голосом чеканит она, — что я тебе велю. Ну, пошла… скотина!
Последнее слово она прошипела тихо и яростно.
Так, что кровь стыла в жилах.
— Еще одно слово, — исступленно продолжила она, глядя на меня так жутко, что я кожей ощутила ее безумие и ее ломку, — и я изломаю тебе руки своей тростью! Я вышибу тебе глаза! Я…
— Магда! — одернул ее отец. — Ты пугаешь нашу девочку. Не надо! Она умница. Она все сделает правильно. Сама.
Говорит добрые, мягкие слова.
Он растерзает меня так же, как она, если я не подчинюсь.
— Пошла, пошла! — шипит мать, тыча мне в спину острым наконечником трости.
И мне ничего не остается делать, как подчиниться.
«Ну, ничего, — думаю я, на деревянных ногах шагая по дорожке навстречу гостям. — Может, он просто урод? И не такой уж садист… ну, может просто страдает. Так уж вышло. И жениться, может, хочет в надежде, что я его пойму и приму… Как Красавица и Чудовище. И тогда он раскроет мне свою чуткую и ранимую душу…»
Но раскрытие души не удалось.
Глава 2
На подъездной аллее остановилась красивая изящная карета. Взмыленные лошади тревожно прядали ушами, а я стояла, как вкопанная, в ожидании, когда мой жених соизволит выйти.
После непродолжительной паузы там послышалась отчаянная возня. Ругань и шлепки, словно кто-то кому-то навешивал оплеух.
Потом все стихло.
Дверца кареты распахнулась, и прямо мне под ноги с диким криком вывалилась курица.
Полуощипанная, лысая и облезлая курица с самыми безумными глазами, какие только возможны.
Она упала на лысую грудь, растопырив лысые крылья, и заорала не своим голосом, глядя на меня полным ужаса взглядом.
Собрав остатки сил, она подскочила и рванула в сад, вытягивая шею.
Шея была словно резиновая, изредка покрытая перьями.
Сердце мое ушло в пятки.
Ну, ясно.
Женишок по пути к невесте развлекался.
Мучил бедную птицу, вырывал ей перья.
Я почувствовала, как меня мутит. То ли от зноя, то ли от нервного напряжения в глазах все поплыло. Я отшатнулась от кареты.
На хрустящий гравий тотчас вывалились дорогие гости.
Дебильный Густав с самым злобным, с самым скотским выражением на лице, и его папаша.
Папаша, не стесняясь меня, несколько раз с остервенением ударил сына собачьей плетью.
Густав Октавиан взвизгнул, пряча за спину руки, облепленные перьями.
Папаша ухватил его за воротник, словно за ошейник, и несколько раз встряхнул.
А потом обернулся ко мне со своей мерзкой сладкой улыбочкой и поклонился, шаркнув ножкой.
— Доброго дня, милейшая, — проскрипел он.
Господи, как я хотела удрать в этот момент!
Подобно несчастной курице, я сделала
Но наткнулась на мать.
А та уж подтолкнула меня вперед, к этим двум чудовищам.
— Мы так рады, мы так рады! — защебетала она. — Милый Густав, вы устали? Вижу, дорога утомила вас!
Густав с ненавистью смотрел на всех нас и скалил зубы.
— Да что вы! — воскликнул старенький папаша Густава. — Он силен, как бык! Он мог пешком добежать сюда и не запыхаться!
И он снова хлестнул плетью Густава.
Тот нервно вздрогнул и заученно поклонился.
Мать захлопала в ладоши.
— О, какой галантный! —заверещала она в полном восторге. — А как вы думаете, дорогой сосед, не оставить ли нам молодых наедине? Поворковать?
— Н-нет, — только и смогла выдавить я, глядя на женишка расширенными от ужаса глазами.
Но папаше Густава это предложение понравилось.
— Да, да! —воскликнул он, звучно хлопнув себя по ляжке. — Густаву не терпится познакомиться с невестой поближе! Он хочет проявить себя с самой хорошей стороны. Ведь так, Густав?
И старикашка многозначительно показал сынку плеть.
Густав осклабился, заворчал, как зверь.
Но послушно поклонился мне и шаркнул ножкой.
И подал ручку калачиком.
Я, ни жива, ни мертва, глянула на мать.
— Бери его под руку! — зашипела то, делая страшные глаза. — Живо!
И она взмахнула своей палкой.
Делать нечего.
Ничего не чувствующей рукой я взяла его под локоть, а мой отец подтолкнул нас в сторону сада, как лодку.
И мы побрели к беседке…
Густав шел ровно, маршируя, как солдат, и пыхтя сквозь сжатые зубы, словно ему дышать было трудно.
Он смотрел прямо перед собой и напоминал шагающую заводную игрушку.
Словно в него заложили программу, и он четко следует ей.
— Прекрасная погода сегодня, — пролепетала я робко, волочась за ним.
Шаг у него был широкий. Я еле поспевала.
Мое невинное замечание почему-то разозлило его.
Словно песчинка, попавшая в шестеренки его механизма.
Он рыкнул, тряхнул головой, и снова зашагал по дорожке, быстрее и яростнее.
— Хорош добрались, — робко вякнула я.
Густав снова рыкнул и сбился с шага, засеменил.
Теперь мы шли чуть медленнее, а он затравленно оглядывался по сторонам, будто не понимая, что ему теперь надо делать.
Но, кажется, он просто отыскивал взглядом отца.
И не находил.
Пере моим взором явилась беседка, увитая лентами и украшенная розами. Жалкое подобие романтической обстановки!
— Зайдем туда! — прошептала я в страхе.
Я прекрасно понимала, что эту беседку подготовили мои родители, чтоб Густав там мог объясниться мне в любви.