Невеста вечности
Шрифт:
Страшилин тоже заказал мясо, жареный картофель, соленья и мясное ассорти под пиво.
Он выпил почти сразу полпинты, и полные щеки его порозовели.
– Весь день об этом мечтал, – хмыкнул он. – Какое, интересно, меню у них там, в монастыре?
– Постное, наверное, – сказала Катя. – Вряд ли мясо на углях сестры едят.
– Чревоугодие ведь грех, так? – Страшилин вооружился ножом и вилкой. – Давайте же грешить, Катя!
Официант ставил перед ними тарелки с аппетитным жареным мясом, соусом,
– Ваше здоровье! – Страшилин отсалютовал наполовину пустым бокалом пива. – Еще чуть-чуть – и мы с вами полностью сработаемся. Станем слаженной командой.
– Вы так считаете?
– Интуиция. – Страшилин опустошил бокал и показал жестом официанту – повторить. – Исходя из той надписи на полу, сестры Римма, Пинна и Инна – наши главные подозреваемые, – сказал Страшилин, – хотя есть риск инсценировки, да… У меня из головы тот текст не идет, который Уфимцев читал перед тем, как был убит.
– Двадцать третий стих пророка Иезекииля? Я же объяснила вам, Андрей Аркадьевич, это все образы… иносказание, это нельзя воспринимать буквально.
– Измятые женские сосцы и пролитую похоть? – Страшилин хмыкнул. – Ну, неизвестно ведь, как сам Уфимцев все это воспринимал – образно или буквально.
– Что вы хотите этим сказать?
– Сестре Инне, например, всего-то за двадцать, пацанка еще. Да и две другие женщины молодые.
– Но Уфимцев – старик, больной, подагрик!
– Седина в бороду, бес в ребро. – Страшилин снова присосался к пиву. – Ладно, это я так, в порядке общих размышлений на тему. Пролитая похоть…
Катя уткнулась в свою тарелку с жарким. Ох, он сейчас напьется… Вот оно… Сколько надо выпить такому здоровяку?
– Исходя из данных осмотра дома, у нас два следа – оба женских. – Страшилин вытер губы салфеткой. – Кроме старухи Глазовой, обнаружившей труп, еще одна женщина входила в тот дом. От этого факта никуда не деться нам. И от надписи на полу тоже. И вы на возраст Уфимцева не кивайте. С возрастом ой-ой-ой какие фантазии порой в голову мужику лезут, какие картины рисуются.
Катя чинно, молча ела. Мясо на углях в этом пивбаре действительно славно приготовлено. Только вот жирное это блюдо на ночь.
От пива Страшилин совсем раскраснелся.
– Кофе заказать? – спросил он.
– Нет, спасибо, я вечером кофе пью, если только надо работать, – отказалась Катя, – а сегодняшний рабочий день закончен. Извините, я отлучусь на минуту.
Она пошла в туалет. Вымыв руки, долго смотрела на себя в зеркало. Ладно, поужинали, теперь надо чесать домой. Коллегу стоит оставить здесь, в баре, – пусть заканчивает вечер, как хочет.
Но не тут-то было!
Катя плохо знала Андрея Аркадьевича Страшилина.
Вернувшись в зал, она узрела его у барной стойки –
Четыре рюмки стояли перед ним на стойке, и он одну за другой опрокидывал лихо, по-молодецки.
Катя замерла – вот так в считаные минуты дойти до кондиции способен только алкоголик!
– Андрей Аркадьевич, мне пора, спасибо.
– Все, все, иду, – Страшилин отвернулся от стойки, – сейчас, сейчас…
– Андрей Аркадьевич…
– Сейчас, сейчас, сейчас…
Его уже здорово вело. Он карабкался по ступенькам лестницы, выводящей из пивбара, следом за Катей, которая почти бегом…
– Катя, подождите, я вас домой… от-ве-зу…
«Форд» пикнул сигнализацией и…
Катя похолодела – как же это? Как он поедет в таком состоянии, даже если она вот сейчас даст деру от него стремглав? Еще в аварию попадет. А если не в аварию – гаишники просто остановят пьяного, узнают, кто он, доложат на службу и…
– Андрей Аркадьевич, дайте мне ключи от машины.
– Что? Сади-тесь…
– Это вы садитесь, а мне дайте ключи. Ну, быстро! Вы не можете ехать в таком состоянии. Вы пьяны! Я вас сама отвезу.
Страшилин двумя пальцами протянул ей ключи от «Форда».
Катя скрепя сердце села за руль. Он плюхнулся рядом.
– Куда вас? Адрес какой?
– Таганка. Дом мой родной Таганка. Умеете водить?
– Плохо. Но вам я в таком виде сесть за руль не позволю.
«Форд» завелся мягко. И Катя осторожно, медленно, с великим бережением тронулась.
Поехали из Просвирина переулка через весь центр на Таганку – по ночному городу.
Страшилин всю дорогу смотрел на Катю, не отрываясь. Катя, напротив, – смотрела упорно только на дорогу – на светофоры.
Только к одиннадцати они доехали до Большого Рогожского переулка – хоть название родных мест Страшилин помнил, и на том спасибо. Катя въехала во двор – дом пятидесятых годов с тремя подъездами, дом-монолит.
– Ну все, вот вы и дома, машину я припаркую вот тут. – Катя кое-как нашла во дворе, где приткнуться. – Вот ключи, кладу вам в карман плаща.
– А вы как же доберетесь?
– Да не волнуйтесь вы за меня.
– Нет, бери машину, – сказал Страшилин, – оххххх, так не пойдет.
Катя запихала ему ключи от машины в карман пиджака.
– Доброй ночи, – сказала она и, повернувшись, почти побежала вон из тихого московского дворика – ноги, ноги, ноги делаем скорее отсюда…
Однако…
Пробежав немного весьма прытко, она обернулась – как он там? Ушел домой или нет?
Нет! Страшилин все стоял у двери в подъезд и тщетно сражался с домофоном – тыкал в панель, пытаясь открыть.
Катя секунду колебалась. Вот мрак-то! Потом повернула назад.
– Что тут у вас еще?