Невеста зимнего духа

Зарецкая Рацлава

Передумав пока что возвращаться к часовне, я направился к маленьким красным пятнам, которые оказались…

…цветами.

Не поверив своим глазам, я наклонился и дотронулся до одного из нежных зеленых лепестков.

Подснежник. Настоящий подснежник, только почему-то красный. Словно цветки обмакнули в кровь. И почему-то в декабре.

Росли подснежники небольшой стайкой вокруг ровной и статной березы. Чуть поодаль раскинулись целая роща молодых осинок, которые без листьев были немного похожи на березу.

Я снова перевел взгляд на красные подснежники. В ботанике я не силен, но не думаю, что красные подснежники

существуют в природе. К тому же такого насыщенного алого цвета.

— Что ты здесь делаешь? — раздался позади голос, похожий на раскат грома.

Если бы я мог удивляться, то непременно бы удивился. Да так, что рот бы приоткрылся. Потому что, повернувшись, я увидел Кирилла Васнецова — моего одноклассника, который ненавидел меня больше всех.

В третьем классе он подкараулил меня за углом и, толкнув, хотел было меня избить, но у него это не вышло. Я схватил его за ногу, подмял под себя и, заломив руку ему за спину, но не рассчитал силы и вывихнул ее. От его матери и моего дяди мне сильно досталось. Однако с того дня Кирилл больше не донимал меня. Физически. Морально же он занимался этим каждый день вплоть до выпускного, но это меня совсем не заботило. У меня и так была репутация бесчувственного монстра, что мне до якобы обидных слов какого-то слюнтяя?

— Что ты здесь делаешь? — повторил Кирилл, сверля меня острым взглядом льдисто-голубых глаз.

Раньше цвет радужки у него был другим, тусклым и серым, как небо надо мной. Может, это снег так отсвечивает? Или он зачем-то линзы нацепил?

— Привет, Кирилл, — поздоровался я. Своим врагом я его не считал, потому что не умел обижаться, злиться и ненавидеть. — Я заблудился, давно не был в деревне.

Васнецов склонил голову на бок, как птица, и сощурил льдисто-голубые глаза. На мгновение мне даже показалось, что он похож на того ворона, что клевал ягоды рябины — черноволосый, дерганый и с похожим цветом глаз.

— Я тебя знаю, — ни столько спросил, сколько констатировал Кирилл.

— Демид Агатов. Вместе в школе учились. — Он что, последние свои мозги растерял?

— А, Демид! — тонкие губы Кирилла растянулись в улыбке. Взгляд же так и остался холодным. — Не узнал тебя. Богатым будешь!

— Да вроде я не так уж изменился за два года, чтобы меня не узнать, — заметил я.

Кирилл усмехнулся и подошел ко мне. У него даже походка изменилась, стала более уверенной, твердой и в то же время изящной, как у хищника. Или мне просто кажется?

— Я как раз пару лет назад в аварию попал. Головой ударился, и как заново родился. Ничего не помню.

— Ах, вот оно что, — понимающе кивнул я. Ну, теперь все встало на свои места. — И школьные годы не помнишь?

Кирилл качнул головой.

— А что, есть, что вспомнить? — льдисто-голубые глаза внимательно следили за каждым моим движением.

— Да нет. Обычные годы, — пожал плечами я. Покосившись на цветы, я спросил: — Они настоящие?

— Настоящие.

— Разве они могут в декабре расти? Да еще и такого цвета.

— Как видишь. — Кирилл опустил взгляд на мои ноги и, приподняв брови, произнес: — Да ты промок. Ног, небось, не чувствуешь.

— Почти, — кивнул я. — Проводишь до деревни?

—

Конечно. — Кирилл зашагал по протоптанной мной тропинке. — Удивительно, как ты в это место забрел. Обычно сюда никто не приходит из деревенских. Они это место стороной обходят.

— Так я уже два года как не местный, в городе живу, — напомнил я ему, глядя, как мы идем по моим старым следам. Следов же Кирилла, ведущих к роще, видно не было — только новые, которые перекрывали мои старые.

— И что? За два года забыл куда ходить можно, а куда нельзя?

— Меня в этом никто никогда не ограничивал.

Кирилл остановился, просканировал меня с ног до головы своим холодным взглядом и хмыкнул.

— Ну да, ты же сиротка, а дядька твой — алкоголик, которому до тебя не было дела. — Помолчав немного, он добавил: — Местные так говорят.

Если бы я мог, то непременно обиделся на его слова. Правда глаза колет — так всегда говорит баба Шура. Дядя мой и правда был алкоголиком, и ему действительно было плевать на меня. Даже больше: он меня ненавидел.

Так что все верно местные говорят, и оспаривать истину я не мог. Как говориться, о мёртвых либо хорошо, либо ничего, кроме правды.

— Мы правильно хоть идем? — сменил я тему.

— Думаешь, я тебя на корм волкам веду? — оскалился Кирилл.

— Думаю, что ты заплутал.

— Я этот лес как свои пять пальцев знаю. С закрытыми глазами могу в любой сезон ориентироваться.

— Да что ты? Тогда почему следов твоих не видно? Или ты прилетел к той роще? К тому же ты сказал, что потерял память после аварии.

Кирилл снова остановился и одарил меня насупленным взглядом.

— Следы мои снег припорошил, — буркнул он спустя некоторое время.

— Не заметил, чтобы он шел.

— Потренируй свою внимательность.

Спустя минут десять ленивых перебранок перед нами будто из сугробов выросли заснеженные деревенские домики.

— Ну вот, любуйся, — довольно произнес Кирилл, небрежно махнув рукой на деревню.

Я задумчиво осмотрел дома, которые будто бы видел впервые — иногда так бывает: смотришь на приевшуюся уже картинку и находишь в ней что-то новое, незнакомое. Примерно такое же было сейчас со мной. Место, в котором я родился и жил восемнадцать лет словно бы выглядело иначе. В нем что-то изменилось, и я никак не мог понять, что именно.

— А когда мы успели пройти часовню? — поинтересовался я, вертя головой по сторонам. Не мог я ее не заметить.

— Мы шли в обход, — буркнул Кирилл, выйдя на притоптанную деревенскими тропку. — И вышли с другой стороны.