Невеста зимнего духа

Зарецкая Рацлава

Встав с кровати, я шагнул к ней. Любой бы видящий это человек пришел в ужас от того, как спокойно я решился на контакт с потусторонним существом, однако мне было совершенно не страшно. Лишь немного… любопытно? Похожие чувства я испытывал к Але. Она, как и призрак, заинтересовала меня.

Подобно стоящей передо мной женщине, я вытянул руку и коснулся ее призрачных пальцев. Моя живая плоть прошла сквозь них, и с моих губ сорвалось досадливое фырканье. Однако в тот же миг призрак наклонился и коснулся ладонью моего лба. Кожу сразу же

обдало холодом, будто ко лбу приложили кусок льда. Веки налились свинцом, и я невольно закрыл глаза и провалился во тьму, которую быстро рассеял свет.

От буйства белого заболели глаза. Вокруг меня уже была не спальня, а улица. Всюду снег, серое небо, и никакого солнца. Боковым зрением я увидел деревенские дома и стоящих возле них жителей. По бокам — щедро укутанные снегом ели, а впереди, спиной ко мне, стояла мужская фигура в бело-серебряном кафтане. Я попытался оглянуться, но не смог. Тело не слушалось меня. Оно само шло вперед, по рассыпанным на снегу красным ягодам рябины. Они тропинкой вели к отвёрнутому от меня мужчине.

Наконец мой взгляд переместился вниз, и я увидел босые женские ступни. Побледневшие от холода, они почти сливались со снегом. Ступали медленно, тщательно раздавливая рябину на снегу. Я слышал, как лопается шкурка каждой ягоды и как хрустит снег под босыми ступнями, но не чувствовал холода.

Взор снова поднялся, и теперь я видел, что до мужчины осталось всего шагов десять. Та, в чьем теле я находился, замедлила шаги. Кажется, она настолько не хотела подходить к мужчине, что даже готова была дольше идти по ледяному снегу. Однако все рано или поздно кончается, особенно путь в десять шагов.

У мужчины были широкие плечи и белые волосы с голубым отливом. Легкий ветер теребил белый мех его богато расшитого серебряными нитями кафтана. В момент, когда мужчина медленно начал поворачиваться, меня снова накрыла тьма, а затем я открыл глаза и увидел перед собой потолок спальни, который освещали солнечные лучи. Настенные часы показывали три минуты десятого.

— На два автобуса опоздал, — пробормотал я, расчесывая пальцами взлохматившиеся после сна волосы.

В спешке я начал собираться, чтобы успеть на третий рейс. Кроме плесневого хлеба и круп в доме ничего съестного не оказалось, так что я сунул нос в пакет с едой, что дала баба Шура, и вынул оттуда контейнер с блинами.

Пока сидел за столом у окна и смотрел на ясное небо, что зимой в наших краях было большой редкостью, размышлял о странном двойном сне. Обычно сны редко мне снились, а уж кошмары — тем более. Однако этой ночью приснилось целых два.

Уйти незамеченным из деревни не получилось. Утро было не раним, и, разумеется, меня сразу же увидело несколько соседей. Когда же я проходил мимо дома бабы Шуры, то хозяйка сразу же выбежала мне на встречу, кутаясь в шерстяной шарф поверх домашнего платья.

— Ты что тут делаешь? — накинулась она на меня.

— Опоздал на последний автобус и переночевал в дядином

доме. — Называть этот дом своим у меня никак не получалось.

Глаза бабы Шуры расширились.

— Ты там всю ночь пробыл? — тихо произнесла она.

Я кивнул.

— И что?

— Что?

— Нормально все?

— Да.

Баба Шура облегченно выдохнула и что-то пробормотала себе под нос. Я смог расслышать фразу «не пришли, значит».

— Кто не пришел? — произнес я, прежде чем подумал, стоит ли об этом спрашивать. Слова сами слетели с моих губ, чего практически не случалось. Я всегда следил за тем, что говорю.

— Иди с Богом, — смягчилась баба Шура, подталкивая меня вперед. — Счастливой дороги.

— Спасибо. — Я махнул ей на прощание и направился к лесу.

Снег больше не сыпал, и на дороге остались мои следы и еще чьи-то. Яркое зимнее солнце ядовито сияло на безоблачном голубом небе. Его свет отражался от снега, отчего глаза побаливали и слезились.

Я быстро дошел до остановки и уставился на маленькую девочку, сидящую на лавке, покрытой ледяной коркой. На вид ей было лет семь, не больше. Пушистый желтый шарф был завязан кое-как, а такого же цвета шапка сидела набекрень. Было заметно, что ребенок собирался сам, впопыхах.

— Привет, — произнес я, подойдя к девочке.

Я был уверен, что она испугается чужого дядьку, однако девочка повернула ко мне веснушчатую мордашку с покрасневшими на холоде щеками, и широко улыбнулась.

— Привет!

— Ты тут одна?

Девочка кивнула.

— Куда едешь?

— В город, к сестре. Она там учится.

— А родители тебе разрешили?

Девочка замялась и отвела взгляд в сторону.

— Угу.

— Врешь.

— Не вру!

— Врешь, — настаивал я. — Без спросу ушла, так ведь?

Малышка надулась, сжала кулачки и выпалила:

— Да, без спросу! А как иначе? Я по тете соскучилась! Оля давно уже уехала учиться, да так и не приехала ни разу. Даже не звонит! А я скучаю по ней оче-е-ень.

Девочка захныкала. Слезы потекли по ее красным пухлым щекам. Я протянул ей чистый носовой платок, но она на него даже не взглянула, продолжая плакать.

— Оля Дементьева? — спросил я у девочки.

Малышка сразу же перестала плакать и воззрилась на меня большими глазюками, обрамленными длинными мокрыми ресницами.

— Ты ее знаешь?

— Знаю.

Я ее и правда знал. Оля была младшей дочерью деревенского охотника Семена. Я часто видел ее раньше. Она после школы почему-то никуда не поступила, хоть и была почти отличницей. А потом, примерно через год, резко пропала. Родители пояснили, что она все же решила продолжить учебу и уехала в город. Ее старшую сестру я знал плохо, но помнил, что ее маленькую племянницу звали Никой — баба Шура постоянно жаловалась, что девчонка топчет ей картофельные грядки.

Девочка нахмурилась, будто о чем-то размышляя, и, просияв, выдала: