Невеста зверя (сборник)
Шрифт:
Полнолуние.
Лунный свет почти не проникает в нашу квартиру – он тускнеет и становится водянистым, застревая в противомоскитной сетке. Вчера ночью я поднялась за ним на крышу, но люди на матрасе чуть не увидели меня. Сегодня я попробую выйти в сад. Гаутам спит крепко, а мимо взрослых пробраться легко – папин храп громче моих шагов, а тетя с дядей спят в большой комнате в конце коридора. Но Викрам вчера ночью проводил меня глазами, когда я вернулась.
Колыбельная на флейте сегодня его усыпила. Я сама чуть не заснула
Я тишина в доме, я тень на тропе, босая девочка-змея в саду. Я подставляю руки луне, чтобы она серебристым светом омыла мои пальцы, и кручусь, и качаюсь, и танцую в бессловесной молитве под беззвучную музыку темной ночи.
За моей спиной хлопнула дверь. Я обернулась. На ступенях – силуэт, он приближается. Викрам! Я отступаю в тень.
– Куда ты ходишь по ночам одна, Пишах? – Длинноногий, он без труда поравнялся со мной. Он говорит тихо, но его монотонный голос звучит противно и угрожающе: – Ты живешь в нашем доме, ешь нашу еду, мы тебя терпим – да мы тебя, можно сказать, на руках носим, немая ты уродка. И после этого ты смеешь убегать, как воровка? Нет, даже не думай дуть в свою бесовскую флейту. Я знаю, что ты со мной сделала.
Я отступила в темноту под деревьями и отпрянула, когда его рука потянулась ко мне.
– Ага, вспомнила свое место! Может, еще вспомнишь, что делают с непослушными девчонками? – Он вдруг улыбнулся во весь рот, так что лунный свет блеснул на белках его глаз и зубах. – Ты даже кричать не можешь. Все подумают, что ты сама захотела.
Я переступила с ноги на ногу.
– Ну и куда ты побежишь? – зашептал он. – Ты ведь вышла без ключа. Ты не сможешь вернуться без меня. Глупая шлюшка.
Я слышу, как у меня в ушах пульсирует кровь. Викрам смеется. От него удушливо пахнет одеколоном и сигаретным дымом. Какой-то фургон сдает назад, звучит резкая, металлическая мелодия: «Ода к радости». Я могла бы убежать на улицу. Но и в этом есть свои опасности. Я делаю шаг назад, и еще шаг, и тут моя пятка касается чего-то гладкого и теплого – это не трава и не цветок. В ответ на мое прикосновение змея ползет вперед, мимо меня, и Викрам застывает от страха. Я останавливаюсь. Сигналят машины. Все вокруг, кажется, становится видно более четко. Я слышу фырканье мотоцикла.
Кобра поднимает голову гибким движением, лунный свет блестит на ее чешуе. Я делаю глубокий вдох. Пахнет жасмином, спелыми бананами, кровью. Хвост ласково касается моей пятки, затем скользит прочь.
Я медленно ставлю ногу на землю. Викрам застыл, как и я, белки расширенных глаз белеют. Ветерок касается моей кожи, остужая пот.
Змея останавливается между нами и поднимается, почти не качаясь, пока не оказывается вровень с лицом Викрама; затем опускается и превращается в тень, оставляя за собой молчание. Я чувствую, как рычит мотоцикл, чувствую спокойствие деревьев, быстрый стук моего сердца. Я ничего не слышу.
Викрам делает прерывистый вдох и пятится к дорожке.
– Твое счастье, если она тебя не укусит, сука, – кричит он, скрещивая руки на груди, и ухмыляется. – Я посмотрю.
И тут
Хоть сейчас и полнолуние, все равно через несколько дней ночная тьма сгустится. И я играю Викраму эту тьму, играю его безымянные кошмары, страх медленной и болезненной смерти, страхи неудач и несчастной любви. Я играю гипнотическую, смертельную красоту кобры и кошмарный хаос автомобильной аварии. На вкус моя музыка, как кровь и желчь. Она кидается на него с воем и визгом, и Викрам обращается в бегство.
Пока он шарит по карманам в поисках ключа, я выхожу из сада, а затем бегу за ним. Я успеваю поймать дверь, пока она не закрылась. Я смотрю на него.
Я подаюсь вперед, улыбаюсь Викраму и говорю: «Бу!»
В ту ночь Викрам не вернулся к себе в комнату. Остаток ночи он дрожал на диване, хотя было не холодно. Там тетя и нашла его на следующий день. Когда она подошла к нему, он проснулся, склонил голову к ней на плечо, как малыш, и прошептал:
– Мама, та демонская флейта… Она меня заколдовала.
Мать ласками и уговорами выведала у него, что, по его мнению, случилось, а затем уложила сына спать в свою постель и, кипя от злости, пошла на кухню варить кофе.
Когда сонная мать Шрути тоже вышла на кухню, тетя сказала:
– Если ты не можешь совладать со своей… дочерью, пускай она теперь спит у вас в комнате.
Мама никак не могла понять, в чем дело. Она расспросила тетю, Гаутама и Викрама, когда он проснулся. Но не Шрути, конечно.
Я жду, пока дыхание Гаутама не замедлится во сне, затем поднимаюсь на ноги и прокрадываюсь в кухню, неслышно ступая по твердому, прохладному полу. По пути я включаю свет в ванной и закрываю дверь.
Алтарь – это альков в стене кухни. Он слабо пахнет сандалом. Я протягиваю руку, чтобы взять мою флейту у Бога Кришны.
Флейты нет.
Я падаю на колени перед алтарем, обшариваю пол под ним, трещину между его краем и стеной, но нахожу только пепел ароматных палочек.
– Ты что-то ищешь?
В темноте мелькает золотистый свет. Я оборачиваюсь и вижу, что Викрам стоит, освещенный открытым холодильником, зажав в руке мою флейту.
– Ты что, думала, я тебе ее отдам после вчерашнего? – спрашивает он. Его голос слишком спокоен. – Ты хотела обмануть меня светом в ванной? Я не дурак.
Я вскакиваю на ноги и пытаюсь выхватить у него флейту. Одной рукой он держит ее над головой, другой отталкивает меня. Я ударяюсь о стену.
– Ну давай, – говорит он. – Дай мне повод ее сломать.
Я бегу к двери. Он бежит за мной, и, когда я берусь за ручку, тихо смеется мне в ухо. Его дыхание шевелит мои волосы.
Мне нужно прикоснуться к лунному свету еще хоть раз.
Но вряд ли он даст мне хотя бы спуститься вниз. Может быть, у меня все-таки не пойдет кровь, пока ритуал не завершится? Повесив голову, я иду обратно к нам в комнату, подтаскиваю свой матрас к постели Гаутама и ложусь. Чувствуя на себе взгляд Викрама, я молюсь луне и богине Дурге: дайте мне время.